Александр Проханов -- Псалом о русском чуде
Когда сорок лет назад я приехал жить в мою деревню Торговцево, что под Дмитровом, эта церковь стояла за рекой на горе, похожая на обугленную русскую печь. Из пяти куполов сохранились лишь два, трапезная и врата были разобраны местными крестьянами на кирпич. Внутренность храма, где находились склады то картофеля, то удобрений, испещряли мерзкие надписи и отвратные срамные рисунки. Храм являл собой образ осквернённой женственности. И люди жили вокруг, не замечая этой скверны и позора. Казалось, время, дожди и солнце, в конце концов, сравняют эту церковь с землёй, и на её месте останется поросший травой холм — как могила, куда упряталась русская православная вера.
Но случилось чудо. Сменились времена, сменились законы. У церкви появился пастырь добрый — отец Игорь, русский подвижник, строитель и храмоздатель. Его неусыпной энергией, его молитвой, его каждодневным творчеством стал возрождаться храм. Убрали срамные надписи, подвели фундамент, сложили заново врата. Помню, как привезли и поставили на траву возле храма огромные воздушные купола с жестяными крестами. На верёвках поднимали эти купола на кровлю. Нашлись дарители, на немалые деньги отлили гулкие колокола, и их при стечении народа медленно поднимали на колокольню. И теперь среди новых колоколов, больших и малых, есть и мой совсем маленький колокол, что звенел на наших патриотических шествиях в девяносто первом и девяносто втором годах. И возрождённая церковь, дивная, белая, как лебедь, сверкает на горе, разнося по всей округе свои чудесные колокольные звоны.
Я стою на Пасхальной Всенощной, окружённый моими родными и близкими. Повсюду золотые свечи и алые лампады. В храме тесно, негде ступить. Сюда собралась вся наша община. Седобородый профессор и сутулый зэк, только что вернувшийся из заключения. Мать-одиночка с маленькой девочкой на руках и солдат, недавно вернувшийся с Кавказа. Предприниматель — щедрый жертвователь на храм, и рядом — приехавший на заработки скромный плотник-белорус. Слушаю ангельское пение хора и никак не могу сосредоточиться на молитве. То вспоминаю, как умирала бабушка. Шла гроза, и молния ударила в один из куполов, тот загорелся и рухнул у меня на глазах. То вспоминаю своих детей, совсем ещё маленьких, когда мы с ними вошли под своды разрушенной церкви и положили на осквернённый алтарь букетики весенних цветов.
И вот храм живёт, дышит, цветёт, полон народа, его возрождение являет собой невероятное чудо. Сама Пасха — праздник великого чуда, которое не объять умом, но можно постигнуть только любящим, страдающим и верящим сердцем. Победа над смертью. Победа над страшными муками, победа над торжествующим злом, одоление самого страшного непобедимого зла — одоление смерти, воскрешение из мёртвых, испепеление мученической смертью Христа всех несметных грехов и злодеяний, случавшихся до него на земле. И вчерашняя злоба уже становится добром, вчерашнее уныние становится восхищением, вчерашняя безнадёжность становится восторженным устремлением в будущее.
Пасхальное чудо сопутствовало России во всей её огромной истории. Сколько раз Россия умирала, пропадала бесследно, падала в кромешную дыру преисподней, откуда нет выхода народам и странам! Но совершалось чудо — и таинственной волей Россия вновь взлетала в лазурь, обретая в новых ризах, в новом обличии свою прежнюю великую силу. Так было после крушения Киевско-Новгородской Руси, павшей под копытами татарской конницы. Так было после Смутного времени, которое поглотило величие и красоту Московского Царства с его колокольней Ивана Великого и бесподобным Василием Блаженным. Так было после февраля семнадцатого, когда рассыпалась в прах огромная золочёная империя Романовых, и страна погрузилась в кровавый туман, из которого мощная длань Сталина вырвала гибнущую и пропадающую родину.
Так было в сорок первом и в сорок втором году, когда враг громил и кромсал наши войска, теснил их к Волге, и мой отец под Сталинградом, находясь в штрафном батальоне, строчил из своего ручного пулемёта, пока смерть не закрыла ему глаза.
Сегодня кругом разорение, уныние, ненависть. Поджоги, убийства, мор. В Кремле — временщики и стяжатели. В губерниях сидят лихоимцы. Каждый день множит унылые погибшие души, неверящие сердца, опустившиеся до самой земли головы.
Но и это гиблое время — преодолимо. Чудо русского воскрешения неизбежно. Пасхальность нашего времени угадывается в васильковых глазах ребёнка, в стальных зрачках вернувшегося с войны солдата.
"Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его!" Священник исчезает в алтаре и через минуту влетает в храм лёгкий, серебристый, как бабочка, восклицая: "Христос воскресе!" И храм откликается ему: "Воистину воскресе!" Он опять исчезает во вратах — и через мгновение вылетает в изумрудном облачении, и вновь восторженное: "Христос воскресе!" И храм в ответ откликается: "Воистину воскресе!" Золотой, изумрудный, алый, белоснежный, лазурный, — как радуга, переливаясь, меняет свой цвет.
Мы все выходим из храма. Ветер колышет хоругви. Я несу большой тяжёлый крест. Мой внук несёт золотую книгу. Мерцают в руках огоньки. Рядом со мной идут мои умершие мама и бабушка, мой погибший под Сталинградом отец, вся моя огромная родня, истаявшая на этапах, в тюрьмах, в изгнаниях, павшая на фронтах и в блокадах.
