Александр Проханов ГИБЕЛЬ КРАСНЫХ БОГОВ
Я видел, как в Москву вводили танки.
Оделся город в сумрачные латы.
Но на экране голубом, в "Останкине",
Нам показали птенчиков пернатых.
Все ждали: Комитет рукой железной
Спасёт от смуты наше государство.
Не всё то сладко, что тебе полезно.
Стране пропишут горькое лекарство.
Но Кремль молчит, безмолвствует Лубянка.
Читает Ельцин с танка манифест.
Он был кентавр с туловищем танка.
На Комитете он поставил крест.
В стальные люки лезли проститутки.
Солдаты поедали бутерброды.
Войска в столице простояли сутки,
А уж от них попахивало сбродом.
Навстречу танкам выходили группы.
Средь них явилось трое смельчаков.
Их гусеницы превратили в трупы,
В трёх окровавленных и жутких мертвецов.
Из их костей, из крови их и лимфы
Под фонарём вскипали пузыри.
И оживали дремлющие мифы,
Летели в небеса нетопыри.
Угар и клекот наполняли воздух.
Мелькали толпища стальных хвостов и крыл.
Они садились на кресты и звёзды.
Их жуткий полог всю Москву накрыл.
Одни из них броню машин клевали.
Другие в плоть людей вонзали жала.
Солдат зловонной жижей поливали.
И армия, не выдержав, бежала.
Они гнались за бронетранспортером,
Водителю выклёвывали очи.
И офицерам, воинам матерым,
Казалось, что над ними ад хохочет.
Больное сердце вырвали у Пуго
И пронесли в когтях над Белым Домом.
Был маршал Язов демоном испуган,
Из исполина превратился в гнома.
Один дракон, ужасен и неистов, —
О нём вещал пророк Иезекиль, —
Выклёвывал глаза у коммунистов,
Им выдирал немые языки.
Другой дракон, космат, в зловонных джинсах,
Петлю надел уверенно и быстро.
И закачался вздёрнутый Дзержинский,
И ни один чекист не сделал выстрел.
Они в саду огонь гасили вечный.
С "цэка" сбивали золотую надпись.
На мавзолей, сжимая в клюве печень,
В кровавых крыльях опустился аспид.
У стен кремлёвских, грозных и могучих,
Зашевелились камни и надгробья.
Из них вознесся духов рой беззвучный.
Их цвет был красный. Был их цвет багровый.
Они летели тихим плотным роем.
И их полет брусчатка отражала.
То были космонавты и герои,
Воители и зодчие державы.
Они страну навеки покидали.
Их красный клин тянулся выше, выше.
Их увлекли таинственные дали.
От них в стене остались только ниши.
Я пробирался вдоль пустой Волхонки.
За мной гнались чудовищ мириады.
Хвосты змеились, пламенели холки.
Они несли с собой огни из ада.
И те огни бросали мне на плечи.
Мои горели волосы и тело.
И так, меня терзая и калеча,
Чудовищ полчище за мной летело.
Хотели, чтоб меня оставил разум.
Они резвились и играли игры.
Один из них, пернат и безобразен,
Вонзал в мой мозг отточенные иглы.
Они хотели, чтобы я взмолился.
Чтоб я отрекся и просил пощады.
И на меня огонь из неба лился.
Меня палил и жёг огонь из ада.
Я сломлен был, я был истерзан в клочья.
Не выдержал я огненного града.
Но вдруг в ночи мои раскрылись очи,
И я увидел бой под Сталинградом.
Отец ещё бежал, сраженный пулей.
Он, падая, кружился в странном вальсе.
В последний раз глаза его блеснули.
Успел он крикнуть: "Сын мой, не сдавайся!"
И я услышал крик его прощальный.
Я взял из рук его холодных знамя.
И отлетели, клювами вращая,
Нетопыри. Их поглотило пламя.
Я шел туда, где город бесновался.
Где на меня враги хотели броситься.
Я знамя нёс. Я шёл. Я улыбался,
Моей страны последний знаменосец.
