Старая Пелотка: Кошка сдохла, хвост облез…
Как это всегда бывает, что-то иногда вспоминается совершенно случайно. Ну, вот идёшь ты по улице, и вдруг понимаешь, что на тебя кто-то ссыт. Откуда-то с балкона. Ссыт. Сука вот такая. И вдруг ты вспоминаешь, как в далёком девяносто первом ты вот точно так же обоссал с балкона своего участкового, и на память о том важном дне у тебя остался на память шрам на жопе, и сексуальная дырка между передними зубами.
И вместо того, чтобы поднять голову, и заорать, мол, вычотам, охуели что ли совсем, пидоры, да я вот щас ка-а-ак поднимусь на ваш восемнаццатый этаж, да ка-а-ак оторву вам ваши ссакли — ты вытираешь ебло, и думаешь о том, что время идёт по спирали, что всё возвращается к тебе бумерангом, или ваще ничего не думаешь, потому что в далёком девяносто первом тебе сделали трепанацию черепа, и думать тебе теперь уже нечем.
К чему я это? А к тому, что…
Иду по улице. Снег лежит. Морозно. Заебись. До дома моего метров двадцать осталось, не больше. И тут я натыкаюсь на похоронную процессию, состоящую из пятерых детишек лет десяти, одного нетрезвого дядечки с лопатой, и коробки с дохлой кошкой.
Процессия торжественно несла на вытянутых руках коробку из-под DVD, и надпись на ней гласила «Это гроб с любимым Барсиком».
Не знаю, куда они там этот гроб несли, но в голове у меня быстро отмоталась киноплёнка памяти. На четыре года назад.
* * *
Солнечным зимним днём, в один из тех дней, когда Москву накрыли сорокаградусные морозы, у меня умерла кошка. Любимая кошка, между прочим. Ахуительная кошка. И она вдруг умерла. Ну, конечно, не «вдруг», а отравилась какой-то химией, но это не суть важно. Факт налицо: у меня дома под шкафом лежит труп Масяни, муж на работе, сын на каникулах у бабушки, а я дома одна, и покойников боюсь. Пусть даже и кошачьих. А ещё, само собой, я в ужасном горе. Звоню мужу на работу, и завываю в трубку:
— Дима! Масянечка моя, кошечка моя…
— Что она?!
— Она… — хлюпаю носом, и с рыданиями выдавливаю, — Умерла! Насовсем! И лежит под шкафом! Я щас тоже умру! Сделай что-нибудь!
Муж оценил размеры катастрофы, и быстро бросил:
— Через час буду. Кошку не трогай, в комнату не заходи. Думай, что сыну скажешь. Всё.
Точно. А чо я сыну скажу? Двадцать девятое декабря если что. Подарок, блять, на Новый Год. Ребёнку семь лет всего, и он непременно травмируется психически, если я прям так вот сходу ляпну, что у нас кошка откинулась.
Ну, конечно, я долго думала. И решила, что ничего я сама ему говорить не буду, а переложу эту мерзкую миссию на своего папу. Папа у меня аццкий психолог, он что-нибудь придумает. Обязательно. Звоню папе:
— Пап… — И рыдаю в трубку, — Пап, у меня Мася умерла…
— Лидок, — ответил папа, — это пиздец. Чо Андрюшке скажем?
— А я вот нихуя не знаю, папка… — рыдаю ещё пуще, — я, вот, хотела, чтобы ты чонить такое придумал.
— Да ты ёбу далась, доча. Знаешь, гонцов, приносящих хуёвые новости у нас не любят. А иногда и пиздят. Ногами. Так что давай уж сама. Да, и ещё: очень соболезную.
Вот, блин, засада. Ладно. Щас экспромтом чонить выдумаю.
— Зови, — говорю, — Андрюшку. Щас я ему скажу. Наверное. Зови, папа.
Пердёж какой-то в трубке, помехи-шорохи, а потом — голос детский:
— Аллё!
— Аллё, сыночек… — Пытаюсь держать нейтральный тон. Чтоб сразу не выкупил, что я ему щас ужасную новость сообщу, — Сынок, у меня это… Две новости есть. Ага. Одна плохая, а другая хорошая. С какой начинать?
— С плохой.
Уффф… Собираюсь с духом, и быстро говорю:
— Дюш, ты только сильно не переживай… В общем, Масяня сегодня умерла… Она отравилась, и умерла. Но честное слово — даже не мучилась. Только лизнула ту хуйн… Тьфу, исскуственный снег с ёлки — так сразу и умерла.
В трубке на том конце тишина. Я испугалась.
— Дюш, ты меня слышишь?
В ответ до меня донеслись сдавленные рыдания. Слышит, значит. Ну, реакция предсказуемая в принципе. И вдруг рыдания резко оборвались, и сын с надеждой в голосе переспросил:
— Слушай, а какая Мася умерла? Наша кошечка, или Машка?
Машка — это моя младшая сестра. В быту — Мася.
— Что ты, — отвечаю, — Машка жива-здорова, я про кошечку…
Рыдания в трубке возобновились:
— А-а-а-а! Моя кошечка!!!
Вот у детей логика…
И я быстро добавляю:
— Но сегодня я куплю тебе новую кошечку, живую. Такую же как Мася, только котёночка. Это хорошая новость?
— Нет!!!!!
И гудки в трубке. Так и знала…
В общем, я положила телефон, справедливо рассудив, что свою миссию я выполнила, что сына щас коллективно утешат бабка с дедом и Машка, а мне надо ещё полчаса сидеть возле Масяниного коченеющего трупа, и ждать с работы мужа.
Но уже через десять минут мне позвонили в дверь. Открываю. Стоит мой папа. С сапёрной лопаткой. И говорит мне очень скорбно и торжественно:
— Я пришёл рыть могилу. Где ты хочешь похоронить кота?
— Кошку.
— Похуй. Где?
— Похуй. Там.
И пальцем куда-то в окно показываю.
Папа положил мне на плечо руку, сказал «Мужайся», и ушёл вместе с лопаткой.
И пришёл через десять минут. С лопаткой.
— Хуй тебе, а не могила, — говорит, и сосульки с бороды сбивает, — земля промёрзла метра на два в глубину. Положи её в коробку, да отнеси на помойку. Всё равно на свалке сожгут.
