Fata Morgana

Дмитрий Магула (1880–1969) — русский поэт, переводчик «первой волны» эмиграции, ее североамериканской ветви. В 1925 г. вместе с Г. Голохвастовым, Ильяшенко и Христиани издал в Нью-Йорке коллективный литературный сборник «Из Америки». В этом сборнике напечатано 42 стихотворения Д. Магулы. Автор трех сборников стихов. Свой первый поэтический сборник он подготовил к печати, когда ему исполнилось пятьдесят лет. Вместе с Е. Антоновой, А. Биском, Г. Голохвастовым, В. Ильяшенко. Г. Лахман, К. Славиной, М. Чехониным и другими русско-американскими поэтами участвовал в сборнике «Четырнадцать» (Нью-Йорк. 1949).

В основе данной электронной публикации — третий и последний сборник поэта — «Fata Morgana» (Нью-Йорк, 1963). Электронную публикацию дополняют также избранные стихотворения из других сборников Д. Магулы.

Орфография и пунктуация в основном приведены в соответствие с нормами современного русского языка.

Жанр:	Поэзия
Серии:	-
Всего страниц:	17
ISBN:	-
Год издания:	1963
Формат:	Полный

Fata Morgana читать онлайн бесплатно

Шрифт

Интервал

ДМИТРИЙ МАГУЛА. FATA MORGANA (Нью-Йорк, 1963)

И лжет душа, что ей не нужно
Всего, чего глубоко жаль.
А.А. Фет

От Автора

В эту, третью по счету, книгу моих стихов вошли стихотворения, написанные с 1943 г.

Первая книга, «Свет Вечерний», была издана в Париже, в 1931 г.; вторая — «Последние Лучи» — в Нью-Йорке, в 1943 г.

Порядок чередования стихотворений не соответствует датам их создания и нарочито принять для некоторого разнообразия их по теме или по форме.

Стихотворения, отмеченные в Алфавитном Указателе звездочкой, [*], были впервые напечатаны в Нью-Йорке, в 1949 г., в сборнике «ЧЕТЫРНАДЦАТЬ», изданном «КРУЖКОМ РУССКИХ ПОЭТОВ в АМЕРИКЕ».

В книгу включены восемь моих, близких к подлиннику, переводов с английского, испанского и французского, а за помещение одной шутки на тему о непогрешимости математики и одной, также шуточной, «баллады» автор приносить читателю свои извинения.

Я считаю своим долгом, выразить свою признательность Mr. A. J. Lipp’y за его дружескую помощь мне в издании этой книги и за его решающую поддержку в размере всей суммы, недостававшей для покрытия расходов по изданию.

«Пока живем, пока мы спорим…»

Пока живем, пока мы спорим,

За днями годы протекли

И собираются вдали,

Как облака над дальним морем…

Но каждый мимолетный день,

Пусть мимолетно-быстротечен,

Был в прошлом чем-нибудь отмечен,

Как на пути одна ступень.

Где эти дни теперь? Не мы ли

Хотели сами верить снам?

Те дни — они приснились нам…

А сердце шепчет: были… были…

«К познанью мира только два пути…»

К познанью мира только два пути:

Один — искать для веры оправданья,

Другой — чрез разум дерзко обрести

В вопросах веры право отрицанья…

Кто ближе к правде? Раб священных книг,

Простертый ниц и одержимый бредом

Иль тот, чей разум с горечью постиг,

Что мир ему останется неведом?

Все преходяще: смолк святой псалом

И меркнет разум, гордый краткой славой…

Прими же мир с его добром и злом,

Каким он есть, не мудрствуя лукаво.

«Я помню все… Ты отдала Шопену…»

Я помню все… Ты отдала Шопену

И мастерство игры, и грусть былых утрат

Но вальс умолк. И вдруг, ему на смену,

Победный грянул марш, призывный, как набат!

Как будто ты хотела этим маршем

Послать надежды весть бессильному рабу

О том, что Жизнь, в своем венце монаршем,

Придет и победит коварную Судьбу!

Да, помню все… До мелочи последней,

До жутких тех минут, когда с тобой

Прощались мы в тот поздний час в передней,

И слезы канули в бездонный водоем…

Вагон летит… А ты осталась дома.

Еще глухая ночь. Рассвет не наступал…

И стук колес, как стрекот метронома,

Ведет учет числу бегущих в вечность шпал.

«Много в жизни тропинок исхожено…»

Много в жизни тропинок исхожено,

Много в море промчалось валов,

Было веры так много заложено

В тайный смысл недосказанных слов;

И для сердца так много все значило,

Так манила далекая цель.

А желанное счастье маячило

С побережий заморских земель…

Были в сердце порывы горячие

И надежды хмельное вино,

Но за долгие годы бродячие

Так и не было счастья дано!

Поздно ждать его сердцу мятежному:

Вот, и белая прядь в волосах,

А душа, на пути к неизбежному,

Заблудилась в дремучих лесах…

«Как старый раб, весь век в каменоломне…»

Как старый раб, весь век в каменоломне

Дробивший недра древних мрачных скал, —

Беспомощный, бессильный, я упал…

И, как огнем, всю душу обожгло мне!

Я помню все: молился Красоте,

Молил о чуде, как молили прежде,

И отдал жизнь обманчивой надежде —

Несбыточной, несбывшейся мечте…

Мой час настал, и в сердце смерть стучится!

Я притаюсь и не открою глаз:

Я жду того — да, жду в последний раз! —

Что не случилось, но могло случиться.

Ветер

Le moulin n’y est plus, mais le vent y est encore.

Когда-то там, к тому пригорку, —

И неужели так давно? —

Кончая жатву и уборку,

Везли на мельницу зерно…

Вращались крылья, зерна плыли,

Стучали мерно жернова

И были слоем белой пыли

Покрыты люди и трава.

Сегодня вновь я здесь… Но где же

Все то, что помню с детских лет?

Все заросло травою свежей,

И мельницы знакомой нет!

И сердце как-то вдруг сознало,

Что всех потерь былых не счесть,

Что, вот… и мельницы не стало,

Что только прежний ветер есть…

Пленный лев

(Перевод стихотворения Джоффрей Вивиен: Нью-Йорк Таймс, Окт. 28, 1948)

Прутья решетки по небу проходят, мелькая…

Лица за ними… И вдруг — мяса кусок кровяной.

Там, где-то в памяти, смутные образы рая:

Стебли высокой травы… озеро… огненный зной…

«Детство — греза, замуровывающая…»*[1]

Детство — греза, замуровывающая

Дверь к безмолвию и сну,

Радость жизни, околдовывающая

Верой в счастье и весну.

Юность, душу одурманивающая

Хмелем страсти в первый раз, —

Только сказка, нас заманивающая

Волшебством влюбленных глаз.

Зрелость, жемчуг лет растрачивающая,

Только боль недавних ран,

Горечь дум, сполна оплачивающая

Поздно понятый обман.

Старость — сердце опечаливающие

Годы мудрости, а мы,

К тихой пристани причаливающие, —

Только дети вечной тьмы.

«Пусть волю нашу мы упорно…»

Пусть волю нашу мы упорно

Хотим свободной волей мнить.

Пусть мним, что воля охранить

Нас может силой чудотворной, —

Мы только дерзкие рабы,

Чей жребий, следовать покорно

В ночи за Факелом Судьбы…

Смерть Писарро (26 июня 1541 г.)*

Их было четверо. Они сидели вместе,

Пока за трапезой служили два пажа.

Обед закончился, и время шло к сиесте:

Продолжить чтение

Рекомендуем почитать

Виссарион Белинский

Рейнские пилигримы. Соч. Бульвера…

«…Словом, Бульвер, писатель не генияльный, но с талантом, хорош только там, где естественен, где пишет в духе времени, где противоречит своим нелепым мыслям о жизни, и несносен, где силится, вопреки своему таланту, быть идеальным. Ему надо чувствовать, а не мыслить, надо бессознательно следовать внушению своего таланта, а не корчить из себя трубадура с венком на остриженной голове и букетом роз на модном фраке: тогда он будет лучше…».

Виссарион Белинский

Регентство Бирона. Повесть. Соч. Константина Масальского… Граф Обоянский… Соч. Н. Коншина… Шигоны…

«…Многие порицают с негодованием резкость в литературных суждениях и почитают ее уголовным преступлением против законов общежития и вежливости. «Разве, – говорят они, – вы образумите этим какого-нибудь пустоголового рифмача или дюжинного романиста? Какая же польза от ваших бранчивых выходок?» Но, милостивые государи, разве это не польза, если какой-нибудь степной помещик, прочтя мою рецензию, не купит глупой книги, в ней освистанной, а назначенные на нее деньги употребит на покупку какого-нибудь дельного сочинения! …».

Дэн Шорин

Все углы треугольника

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.

Александр Варский

Последний рейс в осень