Его разум поглощал сцены, которые проносились перед ним так же, как умирающий от жажды в пустыне поглощает неожиданно найденную воду. И они, действительно, были похожи на воду… такие прохладные, спокойные… и обычные.
Сцены из жизни, о которой он всегда мечтал. Его семья, его близкие и друзья… он знал, что они все здесь, хотя узнавал только маму.
Так должно было быть. Тепло и любовь, смех и покой. Ему всегда хотелось, чтобы было так. Он мечтал, чтобы так было. Молился, чтобы так стало. Светлые, добрые улыбки. Смешные беседы (хотя ему никак не удавалось расслышать хотя бы слово). Дружеские похлопывания по плечу.
Он попытался присмотреться внимательнее. Может быть, на этот раз он узнает их лица? Может быть, на этот раз среди друзей будет еще один?
Он видел, как улыбается ему мама, она больше не была рабыней. Ее ждала веселая и радостная жизнь.
Мама шла к нему, лицо ее сияло от гордости за него. Она улыбнулась…
…чуть шире.
На мгновение он подумал, что воспринимает все слишком сильно, но улыбка исказилась…
…трансформировалась…
Он вдруг испугался.
Движения фигур стали медленными и затрудненными, налились тяжестью.
Нет, не тяжестью, обжигающим теплом. В лицо ударило пламя, он задохнулся от жара.
Сквозь зыбкую пелену горячего воздуха лица казались странными, перекошенными, как от боли.
Он хотел окликнуть маму, спросить, чем может помочь… и с ужасом обнаружил, что не в силах издать ни единого звука. Он не мог даже дышать, обожженные легкие слиплись в горячий комок боли.
Фигуры застыли, стали прозрачными, как стекло.
Из глаз матери крупными каплями, словно слезы, потекла кровь.
Он протянул руки, но от его прикосновения стекло треснуло. Он слышал, как с тихим звоном опадают на пол мелкие прозрачные чешуйки.
Он закричал: «Не надо!» И от звука его голоса все рассыпалось в мелкое блестящее крошево…
Он обнаружил, что лежит в изнеможении на койке: дыхание сбито, и, похоже, восстановить его удастся не скоро, глаза широко раскрыты, лоб мокрый от холодного пота.
Сон. Всего лишь сон.
Пришлось повторить себе эти слова несколько раз, как заклинание. Это — всего лишь сон.
Или нет?
В конце концов, он же умел видеть то, что еще только произойдет.
Из рубки донесся знакомый голос. Учитель звал его.
Надо было стряхнуть с себя дремоту, сконцентрироваться на происходящем и пойти к учителю. Ага, легче сказать, чем сделать…
Потому что он опять видел маму — как ее тело рассыпается осколками…
Может, рассказать все учителю? Но поможет ли он? Сумеет ли? Мысль растворилась. Нет, это все личные глупости — учителю не до того. Во-первых, скажет он, твое обучение не закончено, падаван. Во-вторых — нам нужно уладить пограничный конфликт, ведь для этого мы и улетели с Корусканта. Расслабься, перестань городить чушь, сфокусируйся на насущных делах…
Нет бы просто сказать: «Наблюдай за мной и запоминай, что увидишь. И всегда помни: реальность определяется только твоим восприятием. Держись возле меня, и все будет хорошо».
Как хотелось услышать именно эти слова. Нет, конечно, не только эти. Еще он хотел бы узнать…
А еще он хотел бы поскорее вернуться на Корускант. Ему так нужно поговорить с тем, кто не будет отмахиваться от него и говорить:
«Не сейчас».
Надо переговорить с канцлером Палпатином, получить одобрение и совет. Все эти десять лет канцлер внимательно следит за его успехами, как и обещал. И распорядился, чтобы в любое время пропускали к нему его юного друга. Так и сказал: моего друга. А еще он сказал, что когда-нибудь его юный друг станет сильнее любого джедая.
Вот он, ответ. Только самый сильный сумеет сохранить хрупкие фигуры в целости. Наверное.
— Эй! — опять услышал он голос учителя. — Анакин, иди сюда!
От всего остального мира двор водосборной фермы был отделен не только изгородью, по которой пропущен электрический ток, но и невысоким песчаным валом, на котором и установлена преграда для незваных ночных гостей. Здесь, поставив ногу на гребень насыпи, стояла женщина Усталое лицо, на котором ранние морщины постепенно стирали красоту, было запрокинуто к черному небу и ярким россыпям звезд. В густых волосах женщины давно уже серебра было больше, чем тьмы, хотя, если судить по фигуре и движениям, ей было едва за сорок.
Песок медленно отдавал дневной жар, но температура скоро начнет падать. Вдалеке тоскливо прокричал ночной зверь; его плач болезненным эхом отозвался в груди женщины. Если бы она была местным жителем, наверное, она смогла бы определить, кому принадлежит голос.
Женщина ежилась, но не спешила уходить в дом.
Сегодня ночью…
Сегодняшней особенной ночью…
Ее милому мальчику, ее Ани, исполнялось двадцать лет. Она считала каждый год, хотя вот уже — подумать только! — десять лет не видела сына. Должно быть, он изменился. Наверное, при встрече она его не узнает. Женщина всю жизнь прожила в небольшом городке на скучной планете и даже представить не могла, какие чудеса находил ее сын среди звезд на планетах, совсем не похожих на серый, тусклый, засыпанный сухим песком Татуин. Но все равно радовалась за мальчика.
Она улыбнулась, даже не предполагая, каким красивым в это мгновение стало ее лицо. Давно, десять лет назад, Ани ухитрялся довести до белого каления всех окружающих, начиная от нее и соседей и заканчивая клиентами и хозяином, барахольщиком-тойдарианцем Уотто. И только тем, что в самый ответственный момент начинал разглядывать небеса, напрочь забывая обо всем. А сейчас она сама смотрит в небо, не зная, что хочет там увидеть. Несмотря на плохую еду, плохое обращение, несмотря на вечные жалобы и нотации Уотто, она вспоминает те дни с радостью: они были вместе. Она и ее Ани.
