В настоящей книге ученый с мировым именем Марк Бекофф приводит весомые аргументы в пользу того, что эмоции достались нам в дар от наших далеких предков-животных. Автор описывает все богатство и разнообразие эмоциональных переживаний братьев наших меньших, и убедительно защищает то, что многие из нас и так чувствуют - животные переживают радость, печаль, гнев, и удовольствие практически так же, как и мы, люди. Переплетая новейшие научные данные о сочувствии у мышей и посттравматическом синдроме у слонов с замечательными историями о смеющихся собаках и писающих бабуинах, книга Бекоффа одновременно предлагает нам и объяснение, и этический компас, указывающий путь в надежде изменить характер наших взаимоотношений с животными.
Мне очень приятно писать предисловие к этой книге. Она затрагивает тему эмоций у животных — вопрос, имеющий решающее значение для адекватного понимания человеком животного мира. В детстве я приходила в восторг от животных всех возможных видов — я наблюдала за ними, училась у них и очень их любила. Когда мне было 10, у меня установились особые отношения с невероятно умным псом смешанной породы по кличке Расти, который стал моим верным спутником. Он, а затем и три кошки, две морские свинки, золотистый хомячок, канарейка и две черепашки, с которыми мы разделяли свой дом и свою любовь, научили меня, что животные (как минимум те, кто обладает сравнительно сложным мозгом) обладают яркой и отличающей их от других индивидуальностью, сознанием, способным к рациональному мышлению, и, кроме всего прочего, — чувствами.
Затем, в 1960 году, мне представилась потрясающая возможность изучать шимпанзе в Национальном парке Гомбе, в Танзании. Ничего не зная о научных методах работы, я просто записывала все, что наблюдала. Мне повезло, что я была терпеливой, так как первые несколько месяцев они убегали всякий раз, когда видели странную белую обезьяну, которая так внезапно появилась среди них. Первого шимпанзе, который справился со страхом, я назвала Седобородый Дэвид. Это был удивительно привлекательный молодой самец с большими широко расставленными глазами. Он обладал мягким, но в то же время решительным характером и, как я в конечном счете выяснила, — был лидером группы. Спокойное принятие Дэвидом моего присутствия помогло всем остальным членам группы осознать, что на самом деле я не была столь уж пугающим созданием. Потом многие из них стали вести себя агрессивно, запугивая меня, демонстрируя поведение, характерное для леопардов или больших змей. Но впоследствии они успокоились и, по мере того, как я последовательно завоевывала их доверие, позволяли мне проникать в их мир — но всегда только на их условиях. Я познакомилась со многими яркими личностями: близким другом Дэвида Голиафом, который был, как я поняла потом, альфа-самцом; высокостатусной агрессивной Фло и ее большой семьей; застенчивой Олли и ее далеко не столь застенчивой дочерью Гилкой; раздражительной JB; Джомео, неосторожным клоуном, — а также со всеми остальными.
Год спустя Луис Лики организовал мою поездку в Кембриджский университет, чтобы я могла получить докторскую степень по этологии.
Там меня стали критиковать за недостаточное использование научных методов в работе, за то, что я давала каждому шимпанзе имя, вместо того чтобы использовать номера; за «приписывание» им индивидуальности и за то, что настаивала на том, что они обладают разумом и чувствами. Эти характеристики, как мне сурово повторяли, зарезервированы для человекообразных животных. Мне даже выговаривали за то, что к самцу шимпанзе я обращалась «он», а к самке — «она»: неужели мне не было известно, что правильнее было бы обращаться к животному в среднем роде — «оно»? По крайней мере, к нечеловекообразным животным. Таким образом, мои наблюдения не принимались в расчет, как многие из работ, написанных молодыми наивными девушками, не имевшими университетского образования. Тем не менее, именно недостаточная профессиональная компетентность, наряду с моим страстным желанием изучать животных в дикой природе, и привлекали моего наставника, покойного Луиса С. Б. Лики. Ему хотелось, чтобы беспристрастные исследователи, которые не позволяли своим чувствам влиять на их работу, постепенно уходили в прошлое вместе с учеными начала 60-х. И действительно, многие этологи, наряду со многими философами и теологами, спорили о том, являются ли эмоции, интеллект и индивидуальность характеров лишь уникальными человеческими характеристиками, и стоит ли считать, что поведение всех остальных животных (не имеющих сходства с человеком) — это по большей части реакция на стимулы окружающей среды или социума.
