В кабинет вошел Цыганков. Фролов свернул окно «Пасьянса» и с умным видом открыл заранее заготовленный отчет.
– На-ка вот, полюбуйся, – Толик кинул на стол папку, взял графин и налил воды в стакан. – Угадай, кем работало это чудовище.
Саша положил ладонь на папку скоросшивателя и закатил глаза, будто мысленно считывал информацию сквозь лоснящийся картон.
– Не может быть! Нянечкой в яслях. – «Ясновидец» открыл глаза и улыбнулся.
– Сам ты нянечка. Он работал электриком.
– Нетрудно было догадаться, – со знанием дела произнес Сашка Фролов. – Все убийства были связаны с поражением электрическим током…
– Это еще ничего не значит, – твердо сказал Цыганков. – В начале девяностых так же частыми были случаи смерти от поражения электрическим током. Но это совсем не значит, что брянская и ефремовская группировки сплошь состояли из представителей этой профессии.
Саша открыл папку и быстро просмотрел личное дело Мансурова:
«Александр Юрьевич Мансуров родился 21 сентября 1960 года в небольшой деревне Рязанской области. Отец ушел из семьи, когда Саше было всего 3 месяца. После этого мальчик рос с матерью. В 1966 году они с матерью переехали жить из деревни в Рязань. Вскоре с ним происходит несчастный случай – его бьет током, после чего он оказывается в больнице».
– Вот оно что! – Сашка закрыл папку, предварительно заложив между страниц ладонь, и посмотрел на Толика: – Слушай, а тебя в детстве милиционер не бил?
– Не-ет… – протянул Цыганков.
– А что ж ты тогда в милицию пошел?
– Да иди ты! – отмахнулся с улыбкой Толик, поняв, к чему клонит Фролов.
Сашка открыл папку и продолжил читать, но уже вслух:
– В результате травмы у Мансурова возникли осложнения с речью – он путал «ш» и «с», а также ошибался в написании этих букв, из-за чего мать перевела его в логопедический интернат.
Александр посмотрел на Цыганкова.
– Сла Шаса по сошше… – вдруг произнес он.
– Да займись ты делом, – улыбнулся Толик.
– Шлусаюшь! – Саша снова склонился над папкой:
– Несмотря на дефект речи, в интернате он был общительным, нормально учился, играл в баскетбол и в теннис, писал для школьной газеты и был ксилофонистом в оркестре. – Фролов замолчал и вопросительно посмотрел на коллегу.
– Что опять?
– Ксилофон – это из?.. – Сашка поднял вопросительно бровь.
– Конечно, нет! То был миелофон, а ксилофон… – Толик задумался, взял со стола два карандаша и забарабанил по столу. – Ксилофон – это хрень из дров, по которым лупцует этот самый ксилофонист. – Цыганков стукнул поочередно карандашами о стол, имитируя инструмент.
– Как доходчиво! Прямо определение для статьи в Большой энциклопедический словарь.
Толик отбросил карандаши и скрестил руки на груди.
– Тогда не задавай глупых вопросов.
– Хоросо. Итак, после окончания интерната в 1977 году Мансуров отправился в столицу для поступления в Московский государственный технический университет имени Баумана, надеясь стать профессором. У-у-у, – протянул Фролов, – замахнулся Шасок.
– Давай читай.
– Но, потерпев неудачу, возвращается в Рязань и идет учиться в ПТУ на электрика. – Фролов пролистал дело, потом вернулся назад. – Я че-то не пойму, а почему ПТУ-то?
– А что не так? – не понял Цыганков.
– Ну, парень едет поступать в Бауманку с определенным багажом знаний.
– И?
– Шлусай, от человека, который знает, что такое ксилофон, я не ожидал этого «и».
– Хорош херней страдать, говори, раз начал.
– Наш Электрик обладает достаточными знаниями для поступления в любой технологический институт – ну, на худой конец, техникум, – а он идет в ПТУ. Ты не находишь это странным?
– Сашенька, ты, часом, профессией не ошибся?
– Нет, я думаю, он обиделся уже тогда. Крепко обиделся на весь мир.
– Да ну брось ты, психолог хренов! – воскликнул Толик и выхватил папку у Фролова. Пролистнул и, ткнув пальцем в написанное, повернул дело к Сашке: – Вот! Читай здесь.
– …был ударником коммунистического труда, – прочитал Фролов, посмотрел на Цыганкова и продолжил: – Состоял в добровольной народной дружине, не раз задерживал хулиганов и алкоголиков.
– Хоросий мальчик, – вставил свое слово Анатолий.
– Как отличный работник, вскоре он получил отдельную квартиру в одной из новостроек Рязани, – закончил Фролов. – Это ничего не меняет. Все это могло быть ширмой, за которой он прятал обиду.
– Брось ты эту херь! Не надо выискивать в биографии этих тварей причины. Не надо! Я не знаю, кто там виноват – общество, папа с мамой или подружка, отсосавшая у него на заднем сиденье его «копейки». Да и прямо сказать, мне начхать на причины! Я вижу результат, и я просто обязан засунуть эту тварь на строгач, в одну камеру с еще большей паскудой. И чтоб они жрали друг друга до победного конца. А с твоей философией его признают невменяемым – и на лечение…
– Я не думаю, что на «лечении» ему будет лучше, но…
– Но людей-то, которых он порешил, уже не вернуть.
Они замолчали. За окном слышались звуки проезжающих машин.
– А откуда такая полная информация? – Саша поднял листок в клеточку, на котором было написано красивым почерком: «Характеристика на ученика 9 «а» класса…»
– А посмотри на титульный лист.
Саша перевернул и всмотрелся в тусклые печати. «Совершенно секретно» – говорила одна, «ТОЗ» – значилось на другой.
