— Дед, скажи, что такое «задрыга»? Владимир Александрович отложил газету и внимательно взглянул на внука.
— Как ты сказал? Задрыга?
— Ну да! Или ты не знаешь?
— Видишь ли, знать-то я знаю, а вот как объяснить тебе, ума не приложу.
— Да уж как есть, я не маленький!
— Ладно! Ты Розу с первого этажа помнишь?
— Она — задрыга?
— На мой взгляд, именно так! А впрочем… — Владимир Александрович пожал плечами.
— А что такое Мухлынь?
— Мухлынь? Понятия не имею! Первый раз слышу, но… А ты где это все взял?
— У мамы. У нее рукопись готовая на столе лежала, и первая глава называется «Две задрыги из Мухлыни».
— Прелестно! Что-то подобное я подозревал. Ну, в таком случае «Мухлынь» это, скорее всего, весьма захолустный населенный пункт, а две задрыги, по-видимому, две провинциальные золушки, которым предстоит в конце маминого романа победить столицу и найти своих принцев. На белых мерседесах.
— Дед, как ты думаешь, Мухлынь существует?
— Спроси у мамы. А что, тебе захотелось поехать в эту самую Мухлынь? Должен сказать, что если твоя мать это придумала, то придумка неплоха! Что может быть в этой Мухлыни хорошего? От нее веет такой сонной одурью пополам с мухами… И во всех торговых точках этой Мухлыни с потолка свисают липкие ленты, сплошь покрытые дохлыми мухами. Весьма художественное название, говорящее, так сказать… Интересно, это город или деревня?
— Дед, а почему ты маминых книжек не читаешь?
— Да зачем мне? Я и так знаю, что там все хорошо закончится.
— Это разве плохо?
* * *
« — Марина Борисовна, повторяю, спрячьте ваш темперамент, он тут ни к чему, это совсем другая роль! Зритель не должен догадываться, что вы на самом деле не мямля, а горячая штучка, понимаете? — снова напустился на меня главный.
— Валентин Георгиевич, мне кажется…
— Мне абсолютно наплевать, что вам кажется! Извольте выполнять мои указания и соблюдать рисунок роли! Сергей Юрьевич, а вас прошу почетче произносить текст, повторяем еще раз! Пошли!
Я постаралась спрятать в карман темперамент, хотя, по-моему, это бред, лобовое неинтересное решение. Она мямля, а в конце вдруг неожиданно взрывается. На мой взгляд, куда интереснее, если зритель что-то заподозрит, тогда и за моей героиней наблюдать будет интереснее, а так вообще непонятно, зачем она тут болтается, только раздражает… Но главный ничего не желает слушать, да и кто я такая для него? Актрисулька, которая не смеет вякать, когда мэтр дает указания. Вот с Юркой он уже не позволяет себе хамства, сознает, что тот в любой момент может сделать ему ручкой. Юрку сейчас в любой театр возьмут с восторгом. А он ведь тоже долго прозябал…
— Марина Борисовна, прошу вас, встаньте у окна спиной к зрителю, здесь должна играть только ваша спина.
Я подчинилась, но очевидно моя спина так явно выражала ему мою ненависть, что в какой-то момент он вдруг подскочил ко мне и больно ударил по спине.
— Черт бы вас побрал, спрячьте темперамент! Или вы настолько бездарны, что не…
Я не выдержала:
— Да, я настолько бездарна, что не… У него в глазах отразилось безмерное удивление: эта особа еще смеет открывать рот?
— Все! Не могу больше, я ухожу! Говорят, вы вытаскиваете все из актеров, ерунда, вы вытаскиваете только там, где уже все и так давно ясно, как с Великановым, как с Юрочкой, например! А меня вы губите, и я ухожу! — Я, наконец, дала волю своему темпераменту, который он так ненавидел. — Вам нужны вялые послушные куклы, я не из их числа! Думаете, сделали несколько скандальных спектаклей, так уже и Товстоногов?
— Вон отсюда! — холодно проговорил он.
— Я уйду, не сомневайтесь! И пусть вам будет хуже! Потому что даже моя спина в сто раз выразительнее, чем… Вы же прочитали по ней, как я вас ненавижу!
Я бросилась прочь со сцены. И ни одна сволочь не побежала за мной. А ну их всех к чертям собачьим!»
Я перечитала написанное. Ничего, получилось, по крайней мере, на первый взгляд. Правда, не очень понятно, что дальше делать. Сцена для начала чересчур ясная и однозначная. Сейчас Марина либо должна утопиться, либо встретить принца. Но для принца еще рано… И мои героини не топятся… А может, пусть бросится в реку, а принц ее спасет? Фи… Ладно, пожалуй, надо пройтись, проветрить голову… Зайду в магазин, куплю какой-нибудь еды, а то в холодильнике пусто. А может поехать к маме? Гошки нет, он уехал к деду на каникулы… Нет, мама в отсутствие Гошки начнет требовать, чтобы я «устроила свою личную жизнь»! И вдруг зазвонил телефон.
— Олесечка, ты работаешь?
— Лерка, как хорошо, что ты позвонила, я как раз хочу сделать перерыв.
— В таком случае, Олесечка, давай сегодня пообедаем в «Пушкине», а?
— Это с какой радости? — удивилась я. Обычно мы с ней обедаем в более скромных заведениях.
— Есть повод, вернее, необходимость…
— Необходимость?
— Да, я тебе при встрече объясню, только давай лучше поедем на твоей машине, моя что-то вчера барахлила… — голос у Лерки был какой-то смущенно-лживый.
— Лер, ты опять дурью маешься?
— Маюсь, и что? Кисло тебе в «Пушкине» пообедать? Я приглашаю.
— Ладно, щей тамошних хочется! — согласилась я.
* * *
— Ну в чем дело? — спросила я, когда Лерка плюхнулась на сиденье моей машины.
