– Кажется, я случайно зажала ей рот…
– Не говори глупостей! Даже не думай! Ты не виновата!
Воздух пропитан горем и запахом крови, они сидят почти неподвижно. Биение сердец отдается в ушах. Где-то тикают часы. Поет птица.
Три девочки. И одна мертва.
Бет смотрит на свое отражение – бледное чужое лицо. На голубой полочке аккуратно расставлены в ряд ракушки. Как странно видеть привычные предметы… Ракушки.
Бет собрала их прошлым летом, вымыла в кухонной раковине и отполировала до блеска. Еще не забылся морской ветер, вкус соли на губах, песок между пальцами ног. Отец с матерью махали ей с шезлонгов в красно-белую полоску. Она почувствовала себя счастливой – полностью, безоговорочно.
– Боже мой… Что теперь делать? Я попаду в ад? Я сгорю в аду? – словно сквозь толщу воды доносится до Бет голос подруги, глухой, неузнаваемый.
Бет смотрит на девочку с посиневшими губами, на лужу крови и понимает: то счастье на пляже – обман. Было и прошло. Навсегда. Как и их детство.
Бет, 2008 год
Вам знакомо странное чувство, когда звук из реального мира проникает в сон? Так вот…
Звонит телефон. Я смотрю на аппарат – нелепый, ярко-красный, огромный. Понимаю, что это сон, но не могу проснуться, поэтому беру трубку. Звон не замолкает. Кладу трубку. Звенит. Беру еще раз. Потом еще.
Наконец открываю глаза. Это мой мобильный! Различаю цифры на табло электронного будильника и мгновенно пугаюсь. Три часа утра. Что случилось? Кто-то умер?
Так, мои на месте. Адам мирно похрапывает под боком. Дети в соседней комнате, вижу сквозь открытую дверь: рука Сэма в пижамной рубахе с ракетами и звездами свешивается с кровати, малыш Гарри спит в детской кроватке. Однако есть и другие любимые мной люди, и я, холодея от ужаса, прикладываю трубку к уху.
– Салли плохо! Можешь приехать, Бет? Она потеряла ребенка, – тихо и быстро говорит Ричард.
Помолчав, повторяет, словно я не расслышала с первого раза:
– Она потеряла ребенка.
Резко сажусь, зажимаю рот рукой, но слишком поздно – сдавленный вскрик вырывается наружу. Адам просыпается, испуганно смотрит на меня. Гарри садится в кроватке, потом с уютным сопением укладывается на другой бок.
Трубка выскальзывает на пол, я шепотом повторяю:
– Салли потеряла ребенка. Ричард звонил.
Адам закрывает глаза и болезненно морщится. Он, разумеется, сочувствует Салли, но еще – я вижу по виноватому лицу, – также, как и я, радуется, что беда случилась не с нами – наши дети живы.
Я снова беру телефон.
– Как она? Где вы? В больнице?
– Дома. «Скорая» уже едет, а Салли заперлась в ванной. Не пускает. Говорит, никому, кроме тебя, не откроет.
– Еду! – бросаю я, отключаюсь и вскакиваю с кровати. Хватаю со спинки стула тренировочные штаны и джемпер, натягиваю прямо на голое тело, сообщаю Адаму, что еду к Салли. Он не возражает, лишь просит вести машину осторожней.
Какая тут осторожность!.. Гоню как сумасшедшая, почти вслепую, потому что гневные слезы застилают глаза. Яростно сигналю.
Паркуюсь рядом с автомобилем Салли, вылезаю. Машина медленно катится под уклон – забыла поставить на ручник. Приходится снова запрыгивать внутрь и тормозить. Когда вылезаю во второй раз, ударяюсь ногой, из раны над лодыжкой сочится кровь, но я не чувствую боли. Я вообще не чувствую тела.
Звоню один раз, другой – черт возьми, где он? – третий. При каждом торопливом выдохе, словно дракон, выпускаю клубы пара в ночную прохладу. Ричард наконец отпирает дверь. Жаль, что я и в самом деле не изрыгаю пламя – спалила бы его дотла и переступила через кучку пепла без малейшего сожаления. Ричарду я точно не сочувствую. Ненавижу его! За измены, за самоуверенность, за то, что он изначально не хотел потерянного ребенка.
Минуя Ричарда, бегу по лестнице. В зеркале на верхнем пролете вижу, как в дверном проеме мигают сигнальные огни «Скорой помощи». Дергаю ручку ванной комнаты – заперто.
– Салли, дорогая, это я – Бет! Впусти меня, пожалуйста!
Приглушенные рыдания, шорох.
– Салли, пожалуйста!
Наконец щелкает задвижка. Дверь не поддается, видимо, Салли сидит, прислонившись к ней спиной. Я уговариваю ее подвинуться. Едва захожу внутрь, Салли захлопывает дверь и умоляет запереться. Выполняю просьбу.
Салли сидит на полу, широко распахнув полные ужаса глаза, в белой пижамной рубашке с сердечками. Совсем, как ребенок, которому приснился кошмар. Вместо штанов окровавленное полотенце на талии. Она очень бледна, ее трясет. Мне становится страшно, я обнимаю Салли и чувствую, что тоже дрожу. Салли отстраняется, молча смотрит на меня, затем произносит:
– Его больше нет.
Последнее слово повисает в воздухе, словно бесплотный дух.
Шаги на лестнице, голоса за дверью. Бригада «Скорой помощи». Прошу подождать, объясняю Салли, что нужно впустить врачей – они помогут. Салли не слушает, мотает головой.
– Минутку! – кричу я через дверь.
Салли мерно покачивается, а затем тянется к ванной и достает свернутое в тугой валик бледно-голубое полотенце с подтеками крови.