"Невезение, даже если это не бесконечная череда неудач, а всего лишь отсутствие благоприятного стечения обстоятельств, не слишком приятная штука, — рассуждал Степа, покачиваясь на стропах. Кромешная темнота, затекшие ноги и боль от удара в боку привели его в меланхолическое расположение духа. — Впрочем, не все так уж плохо, — продолжал он размышлять. — Судя по тому, что я уже провисел здесь около трех часов, скоро начнет светать и можно будет хотя бы рассмотреть, за что зацепился парашют".
Однако рассвет не принес ему приятных новостей. Первое, что стало ясно, — это то, что туманы на этой планете обладают замечательной плотностью и позволяют видеть чуть дальше вытянутой руки. Стропы уходили вверх и терялись в тумане на расстоянии двух метров.
"Ну что же, раз видно только в одном направлении, значит, туда и двинусь, — рассудил Степа. — Если повисеть еще немного, можно потом и вовсе не стронуться с места". Ног он уже не чувствовал.
Достав из кармана скафандра пару отверток, Степа выбрал стропу, которая не была натянута. Подергав, убедился, что держится она прочно, и сделал на ней на расстоянии вытянутой руки петлю, в которой закрепил одну из отверток. Теперь было за что ухватиться. Он подтянулся, перецепил на отвертку карабин страховочного фала и повис на прочном шнуре. Почти полметра было выиграно, а главное — лямки парашютных креплений перестали передавливать ноги. Вес принял на себя монтажный пояс, надетый поверх скафандра.
Теперь настал черед другой стропы, и снова он отыграл полметра у туманной мглы. Так, чередуя стропы, он карабкался вверх, пока сбоку не проявилась каменная стена — сплошная, без расщелин и выступов, да еще и нависающая над ним.
Через несколько метров стропы оказались прижатыми к стене, что увеличило неудобства. Опереться о стену ногами Степа не отважился неизвестно, насколько крепко зацепился парашют. Пришлось снова подтягиваться на руках.
Наконец он добрался до купола. Но и это не принесло облегчения. Теперь он был вынужден резать крепкую скользкую ткань, и на последних метрах Степа окончательно вымотался.
Он выбрался на горизонтальную поверхность и, по-прежнему не видя в тумане почти ничего, отполз от края. Вытянувшись и задрав кверху ноги, восстановил в них кровообращение. Снял скафандр и осмотрел ушибленные места. Ничего страшного — синяк на ребрах, ссадины на локтях и колене даже уже почти и не больно.
* * *
Через час его разбудило солнце. Оно здесь совсем не отличалось от земного, впрочем, это он и раньше знал. О планете ему были известны справочные данные — все почти как у Земли, только чуть меньше масса и короче период обращения вокруг звезды того же спектрального класса, что и Солнце. Кроме этих данных, сообщалось, что данная звездная система не рекомендуется для посещений, исключая аварийные случаи. Как раз такой случай и привел его сюда.
Взрывы на звездолете начались одновременно во многих местах и не прекращались даже тогда, когда Степа покидал его в спасательном боте. Покидал — это мягко сказано. Бот отшвырнуло одним из взрывов и повредило при этом так, что почти месяц пришлось чинить двигатели и систему управления. А потом еще два месяца ковылять до ближайшей пригодной для жизни планеты. О нормальной посадке нечего было и думать, и, погасив скорость, насколько позволяли остатки топлива, Степа катапультировался, как только обреченный бот вошел в атмосферу.
Естественно, как это обычно с ним случалось, ни о какой удаче не могло быть и речи. Он опускался в сплошную облачность на ночную сторону планеты, ожидая ногами соприкосновения с твердью земной или, на худой конец, с водной, а вместо этого получил удар в бок и остался висеть между небом и землей.
Осмотревшись, Степа понял, что приземление произошло в соответствии с привычным ему принципом максимально неблагоприятного стечения обстоятельств. Он не попал на ровное, как стол, плато, на которое с таким трудом вскарабкался. Он не попал и в широкую долину, противоположный край которой с трудом сейчас различал с высоты полукилометровой скалы. Провидению было угодно хорошенько хряпнуть его об эту скалу, зацепив купол парашюта за единственный, насколько он видел, выступ на ее краю. Причем в месте, где скала имела обратный уклон. Других таких мест он тоже больше не видел.
Свернув парашют и придавив его камнями, Степа отправился вдоль кромки обрыва, следуя всем ее поворотам, дабы не пропустить удобного места для спуска в долину. Часа через четыре, не найдя ни одной мало-мальски подходящей расщелины, он замкнул круг, вернувшись к своему парашюту.
Пора было перекусить и подумать о дальнейших действиях. Оставаться на безводной, покрытой одной лишь травой равнине — такая перспектива показалась малопривлекательной, тем более что пекло нещадно.
Пришлось отрезать стропы от парашюта, связывать их, крепить за тот же выступ и начинать утомительный путь вниз, захлестнув стропу двойной петлей сквозь карабин страховочного фала. На каждом узле он останавливался и, закрепившись отверткой в петле выше карабина, перецеплял карабин ниже узла, вися на одной руке и орудуя другой.