Удивительно, какой глубокий след оставляет в сознании человека то место, где он родился и вырос, и как прочны воспоминания о нем. С тех пор, как я уехал из Соук-Сентра на восток и поступил в колледж, прошло двадцать девять лет. За эти годы — больше четверти века — я приезжал сюда два или три раза на месяц-другой, несколько раз гостил недели по две, но в остальном совершенно потерял связь с городом. Однако я помню его так же отчетливо, как если бы уехал лишь вчера.
На проспектах Нью-Йорка, Парижа, Берлина, Стокгольма, в горных деревушках Италии, в залитых солнцем виллах Испании и в пожелтевших древних храмах Афин я вспоминаю его улицы, его людей, его знакомые приветливые лица. Десять миль для меня всегда будут не математической абстракцией, а расстоянием от Соук-Сентра до Мелроза. Понятие «запад» всегда, хотя бы я дожил до девяноста лет, будет ассоциироваться не с Калифорнией и Скалистыми горами, а с Хобокен-хилл, который оказывается слева, если стать лицом к дому доктора Э. Дж. Льюиса.[1]
Таковы простые и неистребимые впечатления детства. Я пишу эти строки в Коннектикуте, а в середине мая уеду на свою вермонтскую ферму, но я ни минуты не сожалею, что родился и вырос в городке среди прерии, а не в Новой Англии, или Нью-Йорке, или пусть даже в старой Англии, или на европейском континенте.
Если я и критиковал эти городки, то, во всяком случае, не больше, чем Нью-Йорк, Париж и знаменитые университеты. Я убежден, что нигде на земном шаре меня в детстве не окружали бы столь дружелюбные люди. Глядя на юнцов из богатых семей Новой Англии, у которых есть свои автомобили и которые разъезжают по всему свету, я думаю, что они не знают и десятой доли тех радостей, которые достались мне в детстве: я мог купаться и ловить рыбу в озере Солт-Лейк, плавать по его бурным волнам на плоту (возможно, связанном из ворованных бревен), совершать походы к Фэри-Лейк, по десять миль вышагивать с ружьем в октябре, кататься на санках с Хобокен-хилл, воровать дыни или, затаив дыхание, слушать декламатора в зале организации «Великая Армия Республики».[2] То было хорошее время, хороший город и хорошая подготовка к жизни.
1931