Глава 1
Лето. Окрестности Чудского озера
ЗАКУРИЛ!
Курение опасно для вашего здоровья!
Предупреждения Минздрава РФ
— Тяни, тяни… Подсекай! — Миша — Михаил Сергеевич Ратников, высокий, с легкой небритостью, брюнет с синими насмешливыми глазами, взмахнув руками, едва не опрокинул лодку.
— Тьфу ты, чтоб тебя! — напарник его, Василий, выругался и конечно же упустил поклевку, в чем тут же обвинил Мишу.
— Да ла-а-адно! — беззлобно отмахнулся тот. — Лучшая рыба — колбаса! Пошли-ка лучше выпьем.
— Подожди, может, клюнет еще… Чувствую ведь — крупняк!
— Ага, — зачерпнув ладонью воду, Михаил сполоснул лицо — слишком уж румяное: то ли загорелое, то ли — с перепоя.
Нет, с перепоя не должно бы, не так-то уж много вчера и пили. Так, бутылку «Тенесси» на двоих раскатали — в честь Васиного приезда, который, кстати, бутылочку эту и привез, да еще похвалялся — вот, мол, теперь только виски пью, никакой водки или там коньяка поддельного — оттого и голова по утрам не болит, да и вообще — на мир веселее смотрится.
— Во-во-во! Видал? Блеснула! Хороший такой карасик, со сковородку! Давай-ка, Миха, осторожненько во-он к той коряжине подгреби.
— Да нет тут никаких карасиков, Вася! — Михаил все же взялся за весла, погреб к коряге. — Щуки в лучшем случае или так, окунье да ерши.
— Все равно… Эх! Сачок бы…
— Пиявок ловить? Экий Дуремар выискался. А еще подполковник!
— Сам ты Дуремар, — поправив на голове кепку, Василий прищурился, глядя на вдруг выкатившееся из-за бугра косматое июньское солнышко, желтое, чистое, словно бы умывшееся первой утренней росою.
И озеро было под стать солнышку, чистое, прозрачное, так и называлось — Светлое, и рыбу тут отродясь не ловили, так, если только пацанва совсем мелкая, в основном же наезжали шумными компаниями отдыхать — жарили шашлыки, купались. Для мусора, по указанию местной администрации, был даже поставлен контейнер — коричневый и ржавый, как немецкий фугас — однако заполнялся он быстро, а вывозить вовремя забывали, так что бутылки, банки, пакеты и прочее непотребство уже давно грозило рухнуть в светлые озерные воды, изгадив и чистоту, и прозрачность.
— Что ж они мусор-то никак не вывезут? — выбираясь на берег, посетовал Василий и тут же, с силой хлопнув себя ладонью по шее, выругался: — Ну и комаров же!
— Так утро еще, что ты хочешь! — Михаил засмеялся, вытащил лодку на пляж, посмотрел в чистое, без всяких облаков, небо. — Мы с тобой, Ганс, на ветерке сядем, во-он на том пригорочке, за машиной.
Да — Ганс, даже еще хлеще — Веселый Ганс — именно под таким именем старший питерский опер Василий Ганзеев был когда-то известен в узких кругах деятелей, занимавшихся историческими реконструкциями — когда-то, года три назад или даже больше туда внедрялся, кстати, именно тогда он с Мишей и познакомился, а со временем и подружился, даже дом здесь вот, в псковской глуши, купить посоветовал, а Михаил с радостью согласился, переехал из родного Санкт-Петербурга. Не ради себя, ради жены Маши, Марьюшки, которой жить в современном мегаполисе было ну никак невозможно. А здесь вроде и ничего, за два с половиной года привыкла, даже на «Оке» ездить выучилась и вот совсем недавно — наконец-таки! — родила сына Пашку.
Да Миша и не жалел ни о чем — в здешних местах прижился. Магазин открыл — автозапчастями торговал да прочими промтоварами, усадьбу целую выстроил, с огородом на полгектара, в общем — на жизнь грех было жаловаться. Пашка вот родился, да еще и второй сынишка был — Тема — тому уж тринадцатый год пошел. Не родной, Миша опекунство оформил, но — ближе родного. Сейчас вот, в лагере оздоровительном отдыхал, на Азовском море.
Пока Михаил возился с лодкой, Ганзеев уже вытащил из УАЗика брезент, разложил на траве, под корявой сосною, и теперь лихо кромсал копченую колбасу огромным, как римский меч, ножиком. Завидев подошедшего приятеля, ухмыльнулся:
— А ничего колбаска! Ты хлеб-то захватил?
— Да есть краюшечка.
Вот уже и сели, налили по стопочке «Белой лошади», намазали на ржаной хлебушек паштет с сыром.
— Ну, будем!
— Хорошо пошло! — выпив, довольно улыбнулся Василий. — Все-таки виски лучше, чем водка.
Ратников хмыкнул:
— Ну, ты у нас теперь аристократ, господин подполковник. Шампанское по утрам не лакаешь? Ладно, давай-ка «на вторую ногу»!
Снова выпили, Ганзеев закурил, картинно выпуская дым фиолетово-серыми, качающимися, словно медузы, кольцами. Миша поморщился — ветер подул на него, а курить Ратников давно уже бросил, о чем не жалел ни разу, да и было б о чем жалеть-то.
Василий вдруг вспомнил своего деда, героический, мол, был человек, тоже Василий — в честь него и назвали внука:
— На Третьем Белорусском воевал, Кенигсберг брал…
Выпили и за деда.
Славный выдался денек, солнечный, тихий. К обеду, конечно, разжарит, но сейчас было самое то. Вот только рыба… Однако вовсе не из-за рыбы Михаил притащил сюда гостя, на рыбалку уж можно было и куда подальше уехать, или по речкам, или на Чудское, но… Не рыбу ловить явились оба сюда, на Светлое, ни свет ни заря — для разговора. Много, много вопросов имелось у Ратникова к Веселому Гансу, а под выпивку да на природе даже самый серьезный разговор куда как легче идет, слова прямо сами собой изо рта вылетают.
