В 1841 году в порту Нью-Йорка собралась разношерстная толпа. Мещане, рабочие, старики, взрослые, дети окликали друг друга, пихали локтем в бок; всех занимал только один вопрос. Взобравшись на фонарные столбы, добровольные дозорные вглядывались вдаль, подстерегая появление на горизонте корабля из Англии. Вот, наконец, показались паруса; корабль вошел в бухту, начал швартоваться. Толпа затаила дыхание. Как только до судна стало можно докричаться, один из дозорных выступил от имени всех и проорал загадочную фразу: «Ну что, малютка Нелл жива?!» Человек на корабле покачал головой и грустно ответил: «Нет, умерла!» И тотчас с причала, черного от людей, донесся горестный стон.
Таинственная «малютка Нелл» не была ни принцессой, ни какой-нибудь знаменитостью, а вымышленным персонажем. В трюме трансатлантического лайнера лежал последний выпуск «Лавки древностей» — романа, выходившего частями каждую неделю. А его гениального автора — человека, способного остановить на несколько часов жизнь одного из самых деловых городов мира, в пяти тысячах километров от его родной страны, — звали Чарлз Диккенс.
Возможно, свидетели с буйным воображением приукрасили эту историю, но суть осталась. Ни один другой романист не проник настолько глубоко в жизнь миллионов читателей, подчинив себе их ум и душу, так что, говоря словами Честертона, «реальная жизнь была для всех лишь промежутком между выходом номеров «Пиквикского клуба». Еще никто не поднимал так высоко знамя вымысла, вступая в соперничество с самой жизнью, взаимодействуя с ней и примиряя в любви к литературе всех без исключения, от малограмотных до высокообразованных.
Сказать, что популярность Диккенса была огромна, значит ничего не сказать. Уже при его жизни любого пухленького господина в очках могли назвать Пиквиком. Слово «gamp», от имени одного из персонажей Диккенса, стало означать большой зонт. Диккенса читали все: королева и члены правительства, простонародье, дворянство, шахтеры из Корнуолла — вся Англия, но еще и французы, американцы, немцы, русские — Маркс, Энгельс, Толстой, Достоевский, Генри Джеймс, Жорж Санд, Эжен Сю. В дешевых балаганах («penny gaffs») актеры особого амплуа («Dickens’ impersonators») изображали на сцене персонажей из его романов, и публика распознавала их мгновенно. Его смерть повергла в траур даже Австралию.
Чтобы найти французского писателя, который мог бы сравниться с ним, нужно сложить славу Бальзака, создателя пространной и богатой картины общества своего времени, Гюго или Золя как нравственного ориентира и мощного государственного деятеля и, наконец, Дюма, непревзойденного по популярности. Да и то еще не получится уловить особую связь, соединявшую писателя с нацией, негласный плебисцит, благодаря которому он стал, несмотря на суровую критику множества обычаев и учреждений своей страны, певцом целого народа.
Еще и сегодня практически в каждом произведении англоязычной литературы можно найти хотя бы одну ссылку на Диккенса. Его романы стали частью культурного наследия, «коллективного бессознательного» англосаксов, по соседству с легендами, мифами и Шекспиром. Благодаря последователям вроде Джона Ирвинга и многочисленным экранизациям он и сегодня живет в мысленных представлениях множества людей, которые, возможно, и не читали его книг. Рассказать о его жизни — значит постичь тайны творчества несравненного писателя и одновременно попытаться понять, каким образом фантасмагории сына скромного провинциального служащего смогли найти такой отклик. А главное — открыть для себя сложную, переменчивую личность, полную неловких противоречий, но всегда оживленную неутомимой энергией, аура которой дошла до наших дней.
Чарлз Диккенс родился 7 февраля 1812 года близ Портсмута, портового города на юге Англии. Это была эпоха Регентства, когда принцу Уэльскому, будущему Георгу IV, пришлось заменить своего отца Георга III, у которого помутился рассудок. Промышленная революция шла уже несколько десятков лет, но ее последствия бросались в глаза только в угледобывающих районах и центрах текстильного производства. Железная дорога, которая сыграет важную роль в жизни и творчестве Диккенса, находилась на стадии прототипа, а бурному развитию Британской империи препятствовала война с Наполеоном. Короче говоря, то был переходный период в разных смыслах этого слова. Чтобы понять Диккенса, которого считают писателем Викторианской эпохи, не следует забывать, что он родился за 25 лет до коронации Виктории, в Англии, еще не полностью преображенной прогрессом, где по-прежнему главенствовал традиционный сельский жизненный уклад. Путешествия — долгие, изматывающие, но живописные — проходили в ритме тряских дилижансов; общественные отношения были унаследованы от предыдущего столетия. Диккенс вырос в мире, гораздо ближе стоявшем к миру Смоллетта и Филдинга, двух великих романистов британского XVIII века, чем к миру Уайльда и Конрада — «викторианцев», как он сам. В годы его ученичества окружающая обстановка менялась прямо на глазах; возможно, в этом один из ключей к пониманию его творчества и его значения.
