Он любил радикальных политиков и обожал шоколад. Пять лет назад почтенная мисс Лейси-Грей падала в обморок, когда ей предлагали потанцевать, — такие случаи друзья находили бесконечно забавными и имели удовольствие вспоминать о них, поднимая свои бокалы. Ходила сплетня, что предложение выйти замуж искалечит девушке жизнь, а предложение другого рода убьет ее на месте.
Поскольку голова Кристиана лежала на очаровательном изгибе ее тела, а пальцы вяло ласкали кожу между чулком и желто-голубой подвязкой, он мог допустить, что друзья ошибались в своих предсказаниях. Лейси-Грей казалась ему очень активной. Ее лодыжки были красиво скрещены, мягко качаясь над ним.
Кристиан дотронулся рукой до ее ягодицы, поцеловал ямочку на пояснице и привстал, опираясь на локоть.
— Когда Сазерленд будет дома?
— Через две недели, не раньше.
Бывшая мисс Лейси-Грей с улыбкой перевернулась на спину, обнажив немного отяжелевшую грудь и полнеющую талию. Они были любовниками уже три месяца. Кристиан отметил про себя эти еле уловимые изменения и молча опустил ресницы.
— Я бы хотела, чтобы он никогда не приезжал, — сказала она и закинула руки за голову. — Это было бы чудесно.
— Лучше шоколада, — ответил он.
— На самом деле?
Кристиан огляделся. На столике замерла в ожидании высокая кружка. Мягко выпускал пар чайник, стоявший на каминной полке.
— Извини.
Он поднялся с постели.
— Ты гнусный человек.
Кристиан поклонился, подмигнул, взял чайник, налил кипятку в холодное молоко, точно половину наполовину, соскреб остатки шоколада в чашку. Босыми ступнями он чувствовал холод и шелковистость ковра.
— Не могу представить, как ты пьешь это без сахара, — сказала Лейси-Грей.
— Ты моя сладость, дорогая, — быстро ответил Кристиан, глотнув горьковатый напиток. Он стоял обнаженный у стола. — Что еще?
Она попыталась сделать измученную гримасу, потом улыбнулась… Затем вновь закинула руки назад, вздохнула, изогнувшись дугой и скользя ногами по кровати.
— О! Я надеюсь, Сазерленд никогда сюда не придет.
— Да нет. Лучше бы ты заполучила его домой, моя девочка.
Пристально посмотрев на свои руки, опустила их и снова сморщилась.
— У него нет желания.
— Ну-ну, — цинично возразил Кристиан.
Опустив руку на живот, она взглянула на него.
Тогда он отодвинул шоколад, наклонился и, поцеловав ее грудь и шею, погладил волосы.
Она обвила руками его плечи и крепко сжала их. Ее уверенность вновь возбудила его. Он прижался к ней лицом и, пока она держала его как утопающий, он воспользовался моментом еще больше запятнать ее репутацию. Казалось, ей это нравилось. Бог знал, что он делал.
Свеча оплывала на лестничном цоколе, освещая левую руку и драпировку мраморной копии Цереры, сентиментально наблюдающей из-за снопа пшеницы. Кристиан тихо шагнул на верхнюю ступеньку за вошедшими. Несколько недель назад он установил мирные отношения со швейцаром, аккуратно оставляя ему у подсвечника стопку монет. Сейчас он считал деньга в кармане, ощупывая их через перчатку.
Неожиданно внизу послышался звук шагов. Он остановился на лестничной площадке. Рука замерла на поручне.
— Эди? — мужской голос раздавался в холле слабым эхом.
Черт побери!
Кристиан замер. Лесли Сазерленд поднимался по лестнице, расстегивая пальто.
— Эди? — повторил он, приглаживая рыжие баки и глядя вверх.
В холле тикали часы. Кристиан никогда не замечал их прежде, но в эту минуту тишины они вели бесстыдный, непрерывный счет: Один… два… три… четыре…
Это произошло на счет четыре.
Полуулыбка исчезла с лица Сазерленда. Его губы приоткрылись. Кристиан не проявил себя и ничего не делал. Лицо Сазерленда становилось все белее и белее, пока не закрылся рот и к лицу вновь не прилила краска. Белой осталась только полоса вокруг носа и губ.
Шесть… семь… восемь…
Кристиан подумал как-то пошутить в свой адрес, нельзя же было сказать только классическое:
— Рано возвращаетесь домой, не так ли?
Слова застряли у него на губах, Сазерленд был в состоянии шока. Неприятное сильное онемение правой руки заставило Кристиана почувствовать, с какой силой он нажимал на поручень лестницы. Он не двигался, ощущение покалывания продолжало усиливаться. Его охватило странное чувство, будто лестница под ним задвигалась сама.
Кристиан еще сильнее сжал пальцы, потом их разомкнул. Это движение привлекло внимание Сазерленда.
— Дрянь, — проговорил он неестественно мягким тоном. — Я убью тебя.
У него было неправильное произношение: ударное G, слишком много J и X. Хотя это совершенно не соответствовало ситуации, в мозгу Кристиана вертелись звуки его имени: Шевро, Шевро — Шевро.
Ничего не говоря, он вытянул руку и с трудом сжал пальцы. Рука стала тяжелой и нечувствительной, в пальцах появился сильный зуд.
— Твои друзья, — Сазерленд произнес это немного громче и более агрессивно. — Назови своих друзей.
— Дюрам. И полковник Фейн.
Это было неизбежно. Но его удивило странное ощущение, в котором он находился.
Часы отсчитали еще десять секунд. Они смотрели друг на друга.
— Ты мерзавец. Убирайся из моего дома!
Крик был какой-то сдавленный. Сазерленд стоял красный и так тяжело дышал, что Кристиан подумал о том, как бы он не упал в апоплексическом ударе.
