Отцы-францисканцы[1] в Бацкове далеко простирали свои святые загребущие руки. Из дальних деревень сюда тянулись крестьяне-словаки, чтобы пополнить щедрыми дарами монастырскую кухню и помолиться в церкви перед тусклым образом чудотворца Эвергарда. Святой этот для словаков весьма близок, ибо при жизни своей был королевским наместником, утеснял словаков и прочий мелкий народ и устраивал походы на негров, нумидийцев и других басурманов, После смерти воитель Эвергард был причислен к лику святых, ибо он:
1. Не щадил живота и сил своих, дабы церковь святую огнем и мечом уберечь от ереси и безбожия.
2. Для грешников, выхваченных им указанным надежным способом из пещи адовой, построив несколько монастырей.
3. Изрядно обобрав басурманские земли, заложил во Франции пропасть церквей и богато одарив их из военной добычи.
4. Представился в 855 году от Р. Х.
И мужики регулярно приходили приложиться к образу святого Эвергарда. С незапамятных времен сюда тянулись паломники со всей округи и помолясь перед чудотворным образом святого, оделяли смиренной лептой святой монастырь. И с незапамятных времен отцы-францисканцы чтили образ св. Эвергарда, как источник всяческого благополучия, а мужички знай платили да кланялись, пока вдруг не случилась ужасная вещь: другой францисканский монастырь во Фриште потребовал образ назад…
* * *
Бацковский настоятель отец Парегориус мрачно глядел из окна своей кельи на зеленые кущи леса и перебирал в памяти все разнообразные венгерские ругательства, памятные ему еще со времени жизни в суетном свете, где св. отец был гусарским поручиком. Перед ним на столе лежало это распроклятое письмо фриштовского настоятеля, отца Данулиуса. Внизу по монастырскому саду жизнерадостно прогуливались монахи. Они беспечно беседовали, а брат садовник напевал развеселый чардаш — «Повеселимся мы от души». Братья еще ничего не знали о письме.
— Олухи! — выругался аббат, снова покосившись на письмо. — Ишь, разрезвились. Закачу я вам внеочередной пост, сядете у меня на капусту.
* * *
Честно говоря, образ св. Эвергарда действительно принадлежал фриштовскому монастырю. Во времена королевы Марии Терезы его спер оттуда монах Иеремия. Брат Иеремия и тамошний настоятель отец Цезарь грешили в ту пору с маркитанткой гусарского полка, квартировавшего по соседству. После недолгих колебаний маркитантка полностью перенесла свой пыл на молодого брата Иеремию, а преосвященный получил отставку. За это он засадил Иеремию на хлеб и воду и наложил тяжкую эпитимию: вызубрить наизусть толстый том сочинений епископа Кемленского «Наставление к жизни благочестивой и праведной».
Искушенный в мерзостях брат Иеремия, не закончив даже первой главы, удрал ночью из монастыря, и вместе с ним исчез образ св. Эвергарда, который еще в те времена славился по всему краю. Кроме образа св. Эвергарда, брат Иеремия захватил всю наличность из аббатовой шкатулки: 400 серебряных талеров. Образ он загнал в городе какому-то старьевщику, а сам навострил лыжи в Турцию, где принял ислам и, к чести его будь сказано, пленным христианам перед казнью никогда не отказывал в облегчении души святым причастием.
Образ св. Эвергарда немало помыкался по разным церквам. В то смутное время ему не приходилось долго задерживаться в одном месте. Мародеры, обиравшие церкви, продавали его из рук в руки, и, наконец, он достался графу Бартану де-Шаров, который подарил его францисканцам в Бацкове. Такой подарок сердцам францисканцев был милее, чем целое угодье, ибо образ делал великую рекламу.
А теперь вот новый фриштовский настоятель пишет им:
«Во имя бога великого и всеблагого.
Преосвященный отец! Не изволь гневаться, что пишу на тему о монастырской собственности нашей. В вашем братском монастыре пребывает образ св. Эвергарда, который, как явствует из записи св. архива, был дарован нашему монастырю в году 1715, при аббате Эмилиусе, и украден монахом Иеремией при аббате Цезаре в царствование ее величества Марии Терезы.
Имущество церковное свято и неприкосновенно, и потому я надеюсь, что ты, высокочтимый отец и коллега, получив лично от меня доказательства в правильности вышеизложенного, вернешь образ нашему монастырю.
Засим да хранит тебя бог.
Данулиус, аббат ордена св. Франциска Ассизского во Фриште».
Ну, кто, скажите, не лопнул бы с досады, получив такое мерзкое письмо?
* * *
Отец Парегориус был мрачен целый день. Придирался, распекал проштрафившихся братьев, накладывал посты, покаяния и молитвы. Днем и ночью у него перед глазами стоял тусклый лик святого, этот образ, выцветший и туманный, на котором мало что можно было разобрать.
Монахи, без различия чина и святости, узнав мрачную новость, ходили подавленные и молились и пели, как автоматы. Еще бы — отнимают чудотворный образ! Образ, который так притягивает верующих. А ведь набожный люд хорошо платит. Доходы были изрядные. В стойлах полно скота, птичий двор кишит живностью. Монастырские угодья тянутся аж к Тематину. А сколько там зайцев, серн, куропаток и прочих тварей божьих, бегающих и прыгающих! Отцы-экономы умеют готовить из них десятки чудеснейших блюд…
