Расставшись с Ягуаром, полковник Мелендес в смятении поскакал по направлению к Гальвестону, то и дело пришпоривая свою лошадь, которая и без того мчалась во весь опор. Но расстояние между Сальто-дель-Фрайле и городом было не близкое, и полковник мог поэтому во время пути свободно предаваться размышлениям, и чем больше он размышлял, тем более невероятным ему казалось, чтобы сообщенное ему Ягуаром действительно было правдой. В самом деле, можно ли было предположить, чтобы этот повстанец, как бы ни был он безумно отважен, с какой-нибудь горстью авантюристов атаковал отлично вооруженный корвет, снабженный многочисленным экипажем и находившийся под командой одного из лучших флотских офицеров.
Взятие форта казалось полковнику еще менее правдоподобным.
Размышляя таким образом, молодой офицер мало-помалу, сам того не замечая, умерил быстроту хода своей лошади, которая, предоставленная самой себе, совершенно незаметно для всадника перешла с карьера на галоп, а затем, как это и следовало ожидать, на шаг и на ходу стала пощипывать попадавшуюся ей по дороге траву.
Ночь уже давно спустилась на землю. Вокруг царила тишина, нарушаемая лишь глухим рокотом морских волн, перекатывавшихся через прибрежные камни. Полковник ехал вдоль берега по кратчайшему к Гальвестону пути. Дорога эта, днем обычно довольно людная, в этот ранний час ночи была совершенно пуста. Жилые строения, мимо которых проезжал полковник, то здесь, то там выступавшие из темноты, были плотно заперты, и в их узких окнах не видно было огня: рыбаки, уставшие от тяжелого дневного труда, рано отходили ко сну.
Лошадь молодого офицера, все больше и больше замедлявшая ход, набравшись смелости, в конце концов остановилась возле чахлого кустарника и принялась ощипывать с него листья. Эта полная неподвижность заставила наконец полковника опомниться и выйти из глубокой задумчивости, в которую он был погружен.
Оглядевшись, чтобы сориентироваться, он, несмотря на темноту ночи, без труда убедился, что находится еще очень далеко от того места, куда был направлен его путь. На расстоянии ружейного выстрела впереди виднелся домик с плотно закрытыми ставнями, сквозь щели которых можно было заметить огонь внутри дома.
Полковник нажал на репетир 1 своего хронометра, и часы пробили полночь. Ехать дальше было бы безумием с его стороны, тем более что не представлялось никакой возможности найти лодку, которая переправила бы его через бухту на остров. Раздосадованный напрасной потерей времени, — потерей, которая могла в том случае, если бы сообщение Ягуара оказалось правдой, иметь серьезные последствия, — молодой офицер, проклиная свое невольное промедление, решил подъехать к возвышавшемуся перед ним зданию и сделать попытку найти перевозчика.
Закутавшись плотнее в свой широкий плащ, чтобы защитить себя от сырого воздуха, долетавшего с моря, полковник подтянул поводья и, дав шпоры лошади, направился рысью к намеченной им цели. Переезд его был коротким, и путешественник вскоре приблизился к видневшемуся в отдалении зданию. Но когда он был от него всего в нескольких шагах, полковник, вместо того, чтобы подъехать прямо к воротам, соскочил с лошади, привязал ее к дереву, поправил пистолеты, торчавшие за поясом, сделал большой крюк и по-волчьи прокрался к одному из окон этого здания.
В эпоху брожения умов в Техасе прежняя доверчивость населения совершенно исчезла, уступив место полной недоверчивости. Времена, когда двери всех домов были гостеприимно открыты для иностранцев, прошли бесследно, и традиционное радушие временно сменилось подозрительностью и скрытностью, а потому со стороны любого пришельца было бы очень неблагоразумно явиться в незнакомый дом, предварительно не убедившись, что в нем живут друзья. Что касается полковника, то из-за своей формы мексиканского офицера он в особенности должен был соблюдать крайнюю осторожность.
Здание, к которому приблизился полковник, было довольно большим и не носило на себе тех отпечатков бедности и запустения, которыми так часто отличаются жилища испано-американских колонистов. Это был четырехугольный дом с итальянской крышей и небольшой галереей; стены его были оштукатурены и приятно ласкали глаз своей белизной, резко оттененной листьями винограда, которыми были покрыты стены здания. Дом был окружен полуразвалившейся изгородью; надворные строения были просторны и содержались в образцовом порядке. По всему было заметно, что владения эти принадлежали человеку зажиточному.
Как уже было сказано, полковник крадучись приблизился к одному из окон дома; ставни этого окна были тщательно закрыты, но, тем не менее, они были не настолько плотны, чтобы не дать заметить по той узкой полоске света, которая проникала сквозь щели наружу, что внутри дома еще бодрствовали.
Но напрасно полковник пытался заглянуть в эту щель: он не мог ничего увидеть; зато он мог слышать совершенно ясно то, что говорилось в доме. И первые слова, дошедшие до него, показались ему, по всей вероятности, очень важными, потому что он весь превратился в слух, боясь пропустить хоть что-нибудь из происходившей в доме беседы.
