Письмо прибыло, когда мы с мачехой сидели за завтраком. Бриггс, наш дворецкий, принес его с обычными церемониями Оно лежало на сверкающем серебряном подносе, в который мы с Белиндой любили некогда смотреться, наблюдая за своими гротескно искаженными лицами и покатываясь при этом от хохота Моя мачеха взволнованно взглянула на письмо. Она вообще была очень нервной женщиной. Я всегда считала, что это вызвано ее совместной жизнью с моим отцом, который мог испугать кого угодно. Я прекрасно понимала ее чувства, хотя мои взаимоотношения с ним сложились совсем не так, как у всех остальных людей.
Некоторое время письмо лежало на столе невскрытым, и я выжидающе поглядывала на него.
Селеста, моя мачеха, испуганно посмотрела на меня и сказала — Оно из Австралии.
Я это понимала.
— Похоже на почерк Ли.
Это я тоже видела.
— Просто не знаю…
Какие воспоминания сразу же ожили во мне!
Я отчетливо припомнила милую, спокойную Ли, нашу добрую нянюшку, которая была всегда так нежна и внимательна ко мне, чужой в этом доме, поскольку все — кроме Ли — считали меня именно таковой, несмотря на очевидность того, что для Ли я всегда была на втором месте после Белинды. С чувствами к своему родному ребенку она, разумеется, ничего не могла поделать, и, когда открылась правда, все сразу прояснилось.
И вот теперь, вполне вероятно, Белинда возвратится сюда. Любопытно, какой она стала? Возраст ее я знала точно, поскольку родились мы в один и тот же день. Вскоре нам обеим должно исполниться по семнадцать лет. Со времени нашей последней встречи я очень изменилась. А Белинда, проведя все эти годы в австралийском городке золотоискателей? Почему-то я была уверена: какой бы образ жизни она там ни вела, она осталась той же самой прежней Белиндой.
Все утро меня занимали мысли об этом.
Вообще наша история была странной, и в нее трудно было бы поверить, не зная людей, замешанных в ней.
В центре всех событий стояла хитроумная корнуоллская акушерка, первой встретившая Белинду и меня в этом мире. У миссис Полгенни, правоверной религиозной фанатички, была дочь Ли, и эта самая Ли, работавшая в семье французских эмигрантов, к которой принадлежали Селеста и ее брат Жан-Паскаль, вдруг забеременела… Как позже выяснилось, от Жан-Паскаля. Понятно, что миссис Полгенни была в ужасе: это после всех-то проповедей, которыми она пичкала округу, с ее дочерью случилось такое!.. И тут ей в голову пришла одна идея. По соседству с ними жила полупомешанная женщина, Дженни Стаббс, у которой когда-то умер ребенок, и после этого Дженни время от времени начинало казаться, что вот-вот у нее вновь появится ребенок. Миссис Полгенни решила привести Дженни в свой дом во время родов Ли и, когда Ли родит, убедить Дженни в том; что это ее ребенок.
Нужно сказать, обстоятельства складывались для нее благоприятно. Действительно, на первый взгляд подобный план было бы невозможно выполнить, да ей и не пришло бы в голову сделать так, если бы не некоторые сопутствующие моменты.
Именно в это время моя мать должна была произвести меня на свет в Кадоре, самом крупном имении во всей округе, и, само собой разумеется, миссис Полгенни предстояло выполнять обязанности акушерки.
Моя мать умерла при родах, и, поскольку считали, что я тоже не выживу, миссис Полгенни решила подбросить меня Дженни, чтобы ребенок Ли занял мое место в Кадоре. Таким образом перед дочерью Ли открывались бы небывалые возможности.
Первая часть плана удалась полностью, и Ли, желая оставаться рядом со своим ребенком, стала няней Белинды, в то время как я провела первые годы жизни в доме Дженни Стаббс.
Потом на сцене появилась моя сестра Ребекка.
Ребекка всегда питала ко мне самые искренние чувства. Она любила говорить, что в этом ее направляла наша покойная мать. Не знаю, как там было на самом деле, но между нами образовались тесные узы, и казалось, будто само провидение заботилось обо мне, потому что после смерти Дженни Ребекка настояла на том, чтобы меня взяли в детскую имения Кадор и воспитывали там. Обстоятельства смерти Дженни, настойчивость Ребекки и великодушие ее семьи сделали это возможным.
Ребекка постоянно ведет дневник, как и многие женщины в нашем роду. Такая уж сложилась традиция. Ребекка сказала, что, когда я стану постарше, она даст мне прочитать ее дневник, и многое станет для меня гораздо ясней.
Приехав к нам, Том Марнер захотел жениться на Ли и забрать ее в Австралию, но так как она не хотела разлучаться со своей дочерью Белиндой, ей пришлось сознаться во всем совершенном.
Ну и шум же поднялся! Особенно эти перемены коснулись моего отца и меня. Именно с того момента взаимоотношения между нами резко изменились.
У меня сложилось впечатление, что он хотел как-то возместить мне все те годы, когда он не знал, что является моим отцом.
Мы стали совершенно необходимы друг другу.
Селеста никогда не проявляла никакой ревности по отношению ко мне и безропотно приняла то, что привязанность отца ко мне превосходит его чувства к ней.
Когда-то он любил мою мать страстно и самозабвенно, и, хотя она уже давно умерла, он так и не сумел оправиться от этой потери. Никто не мог заменить ему Анжелет. В течение многих лет единственным человеком, который хоть чем-то компенсировал ему эту потерю, была я. Вероятно, потому, что я была ее частицей, их общей дочерью.
