Света боязливо окинула взглядом непроглядную темноту огромного поля, что соприкасалось с кромкой леса. Было страшно. Холод проникал под ткань блузки и заставлял вставать дыбом волоски на коже. Мурашки покрыли девушку от пяток до макушки. Но как бы ей не было страшно, надо было выполнять условия пари, которое она проиграла. Света сглотнула и протянула руку вперед: пальцы ощущали влажность и ветер, что не переставала шуршать листвой леса и травинками поля. И зачем только Света согласилась на это дурацкое пари: сыграть в настольный футбол со своим братом и его компанией, чтобы доказать, что девчонки ничуть не хуже парней, а даже и лучше?! И что теперь?
А теперь, она стояла в поле в два часа ночи на окраине их города и готовилась выполнить условия пари как проигравшая сторона. Условия брата и его друзей, что стояли за спиной у девушки, гогоча и не прекращая ни на минуту называть ее «маленькой трусихой», были просты и сложны одновременно: надо было зайти в лес и набрать свежей земляники. Но сделать это надо было ночью… в такое время, которого до дрожи боялась сестра Матвея Ракитина — Света Ракитина.
— Чего ждешь? Что за тобой выйдет леший и проводит под фанфары в чащу?! — парни заржали еще громче. — Мы будем ждать тебя у обочины дороги. Идешь или струсила? — подначивал младшую сводную сестру парень. Света была ему родной лишь по отцу, что привел маленькую девочку в их семью, когда Матвею было всего семь лет. Свете тогда едва исполнилось четыре. Парень видел как страдала его мать и возненавидел маленькую светловолосую девочку, что так была похожа на маленького белокурого ангела. Но для Матвея Света всегда оставалась дьяволом, который разрушил счастье его семьи. И вот выпал отличный повод расквитаться с сестрой.
— Если испугалась, то так и скажи. Ведь, мы не будем долго глумиться над тобой. Я и… Рома тоже, — брат знал о тайной любви сестры к своему другу — Роману Кравскому.
— Я не боюсь. Я сказала, что сделаю это, значит сделаю! — посмотрела искоса на Рому, Света. Тот же просто скучал в стороне, ожидая развязки этой истории.
— Тогда, в добрый путь!
— Я буду у машины уже через полчаса с полной корзинкой земляники!
— Как скажешь, — потирал руки Матвей. Света шагнула в сторону леса. Трава поля зашуршала и заколола ей ноги. Зря, она одела этот короткий сарафан, стараясь произвести впечатление на парня своей мечты. Теперь, она мерзла и была искусана мошкорой.
Уже войдя в лес, девушка обернулась, ожидая, что брат и его друзья рассмеются и позовут ее назад, прощая ей пари. Но они этого не сделали. Просто стояли и махали руками, улыбаясь.
— Что ж, я докажу всем: им и себе, что я — не трусиха! Смелее, Ракитина. Все будет хорошо! — сжала руки в кулак и резко взмахнула ими вверх, опустив быстро вниз. — Удачи!!! Девушка пошла в гущу леса, который дремал в темноте ночи. Страшно было… жуть. Света шла вперед, стараясь не потерять дорожку назад. Она была уже здесь с родителями и братом: они собирали эту чертову ягоду и знали, где укромные места. Света знала их, надо было лишь отыскать эти земляничные места в темноте. Много времени это не должно было занять. Кто-то ухнул на вершине ели. Где-то шелохнулась ветка и кто-то прошелестел в высокой траве по направлению к кустарнику. Света вздрогнула и вскрикнула:
— Ой! Неудачно повернувшись и запутавшись в коряге дерева, девушка упала на землю. Резкая боль и перед глазами пронеслись искры. «Как все неудачно!» — была мысль Светы перед тем, как она отключилась.
* * *
Капли брызнули на лицо Светы. Она открыла глаза и резко поднялась; голова тут же отозвалась снопом искр и фейерверком боли. Схватившись за голову, девушка застонала и услышала около себя холодный, спокойный и размеренный мужской голос:
— Очнулась? Не самое удачное место для отдыха, знаешь ли… хотя, кто тебя знает. Голос был леденящий и пугающий. Света попыталась сфокусироваться на незнакомце, пытаясь понять: маньяк это или спаситель? Незнакомец оказался молодым парнем, которому максимум можно было дать двадцать пять или двадцать шесть лет. Его лицо было худым… очень худым. Скулы обтягивала бледная кожа, которая, казалось, светилось бледновато-желтым светом. Нос был прямым с резкой горбинкой у переносицы. Брови прямые и ярко-черные, словно выведенные грифелем на выбеленном полотне. Темно-каштановые волосы неровными прядями спадали к плечам, обволакивая шею их обладателя. Он был одет в черный пиджак на голую грудь, рукава были закатаны по локоть. Черные облегающие джинсы были заправлены в огромные армейские берцы, затянутые тугой шнуровкой.
Его худые руки были опутаны всевозможными браслетами с шипами и заклепками, а на пальцах красовалась парочка увесистых перстней с непонятными иероглифами. Символы выглядели устрашающими. Худосочное тело: ноги, больше смахивающие лишь на подпорки; руки, что казались гибкими плетьми, тонкая шея, которая, казалось, должна была сломаться — все это создавало некую болезненность в парне, но его одеяние навевали мысли о готике и мистике. А если вспомнить, где и в какое время он находился, то все становилось на свои места.
