Джон Браун
Человек, который говорил с картиной
- Ты, конечно, понимаешь, что даже мысль, будто разговариваешь с картиной, - нелепость? Правда, Джером?
- Само собой, - ответил Джером.
- Надеюсь, ты не забрал себе в голову, будто и вправду можешь разговаривать с картиной? - осведомился дядя Гарри.
- Кто его знает, - откликнулся Джером. - Мне известно одно - я слышу голос. И все тут.
- О, разумеется! - отозвался дядя Гарри. - Раз тебе чудится голос, идущий от картины, тут уж ничего не поделаешь.
- Нечего остроумничать! - огрызнулся Джером.
- Ну что ты, мой мальчик, - усмехнулся дядя Гарри. - А знаешь, в чем твоя беда, Джером? Нет? Я тебе скажу. Ты свихнулся - вот она, Джером, твоя беда. Уж конечно, доктора, эти умники-разумники, наверняка выискали для этого словечко помудрее. Но как там ни назови - суть одна. В мое время не мудрили. Сказали бы просто и ясно: ты свихнулся, да и запихнули бы в соответствующее место.
- Но я вовсе не свихнулся! - выкрикнул Джером. - А ты же знаешь, я советовался с психиатром.
- Конечно! - сказал дядя Гарри. - Выложи он так вот напрямик, что ты свихнутый, да ты бы перепугался до смерти, и поминай как звали. Чего же ему пациента-то терять? Ты - "эмоционально неуравновешенный" или "галлюцинируешь под влиянием стресса". Наслушался я всех этих выдумок.
- Нет, мой врач совсем не такой, - заупрямился Джером. - Я ему все рассказал, и он очень, очень мне сочувствовал.
- Так уж и все рассказал? - полюбопытствовал дядя Гарри. - И про то, что человека убил?
- Нет! Про это-то, конечно, не сказал!
- Уж я думаю. Ты только и сказал ему, что с тобой разговаривает картина. Но не объяснил, что это портрет человека, которого ты убил. Очень бы тебе этот добряк-доктор посочувствовал, выложи ему это!
- Я решил, что подробности ему знать неважно.
- Очень даже важно. Одно дело, он считает, что все это так вот вдруг раз, два, три - и хлоп: с тобой говорит картина. Тут он станет исследовать твою психику. А объясни ему, что это портрет человека, которого ты убил, он бы не сомневался, что говорит не картина - твоя совесть.
- Подумаешь, совесть! Чушь одна и чепуха!
- Конечно, совесть. Будь у тебя тогда совесть, ты бы подсыпал какой-нибудь быстродействующий наркотик, а то подмешал медленный и болезненный.
- Да откуда же мне знать, как действуют наркотики? Я-то их не глотаю.
- Нет, Джером, не глотаешь. Но ты парень сообразительный. И жадный. Ух, какой жадный! Да, я тебя еще не поздравил с успехом - мастерски ты подделал подпись на завещании. Долго тренировался?
- Месяца три.
- Отлично сработано. Но знаешь, вся эта сообразительность тебе сейчас не поможет. Денежками-то, которые унаследовал, тебе так и не попользоваться. Ты ведь и сам это знаешь, а, Джером?
- Почему это не попользоваться? - поинтересовался Джером.
- Потому что психиатр, умник этот, разумник, засадит тебя в сумасшедший дом из-за этих разговоров с картиной.
- Да он и в мыслях того не имеет!
- Не имеет? Я что, ослышался: ты ведь говорил горничной, будто завтра идешь в больницу сдавать анализы?
- Ну, иду, но это самые обычные анализы. Такие всегда делают.
- Ты так считаешь? Ну да не расстраивайся, - ласково успокаивал дядя Гарри. - Если тебя туда запрячут, я приду навещу.
- Еще чего! - Джером повернулся и пошел прочь.
- Джером! - В голосе дяди Гарри прозвучала новая, повелительная, нотка.
Джером вернулся.
- Полицию, Джером, ты надул здорово, ничего не скажешь, - сказал дядя Гарри, - но уж не думаешь ли, что удастся улизнуть от моего возмездия?
Джером выругался и зашагал прочь от портрета дяди Гарри.
