Амзин Александр
Чего хочет мужчина
Рассказ
- Чай будешь? - Буду. - Пей. - Сейчас, ботинки сниму. Аня смотрит на меня и улыбается. Я стою на одной ноге в коридоре и пытаюсь развязать шнурки.
Мы не виделись две недели, и вот я пришёл, сволочь этакая. Я не чувствовал ссоры. Hикакого напряга, и даже не хочется разговаривать. Пить чай - это Аня хорошо придумала, правильно. Я вспомнил маленькую кухню, шестой этаж, эмалированный чайник с кипячёной водой, всегдашние сухари с изюмом. Знаете, что самое главное в сухарях? Изюм. Когда ты выковыриваешь последнюю изюминку, всё заканчивается. - О чём задумался. - О сухарях. - Тебе с сахаром? - Конечно. Ты смешная. Аня хмурится. - Почему? - Впервые вижу, чтобы перед разливкой чая фартук надевали. - Просто я чуть аккуратнее, чем некоторые. Поднимаю руки. В левой - сухарь. Она садится на табуретку, забирается с ногами - смешная привычка, если вдуматься. - Ты сегодня весёлый? - Ага. - Отчего? Зарплату дали? Знаете, за что я люблю Аньку? За её подколки. - Ага. Дали. - А я думала, что ко мне пришёл. - И это тоже. Дуется. - А ты без сахара пьёшь? - Всегда. Пора заметить. - Помнишь, мы раньше тоже красный чай пили? - Какой? - Hу, медный такой, это было на Кузнецком или недалеко. Мы там зашли в "Солёный бриз", это кафе экономило свет. Я не люблю яркий свет, хром и огромные витрины. - Когда мы сидим в этих витринах, мы являемся рекламным материалом. Мы олицетворяем собой скрытый рекламный бюджет. - А молча пить чай ты не умеешь? - Это неинтересно. Болтать намного интересней. Да, с этого разговора всё и началось. Мы пили горячий красный чай, сидели, и никуда не хотели сорваться. Три дня мы пили красный чай, и я сказал, что надо бы прошвырнуться в кино, например. Когда я говорю, что надо бы прошвырнуться в кино, то чувствую себя Полиграф Полиграфовичем, тот всё время рвался в цирк. Я сказал об этом Ане, она внимательно и с пониманием выслушала, а потом не выдержала - засмеялась. Смеётся она замечательно. Когда мы в метро встретились, она только улыбалась и резала слова в короткие нераспространённые предложения. Я поставил целью рассмешить эту девушку любой ценой. Псих, одним словом. Полюбуйтесь. Белые, будто светящиеся, зубы. Костюм цвета сливочного мороженого. Аделаида. Все дела. - Ты не похож на Анпилова, - говорит. - А при чём тут Анпилов? У меня приятель есть, он через двух человек Анпилова знает, и вовсе тот не Полиграф, в смысле, Анпилов. Раньше был, по крайней мере. - Ты всегда так с девушками разговариваешь? - А что случилось? - Да нет, ничего. Давай ещё поговорим о политике, а потом ты расскажешь о курсе доллара и синхрофазотроне. Она закипала, а я этого сразу не увидел. Только заглянул в чашку и понял, что еле притронулся к красному чаю. Это я только через две недели понял, что не спросил её о чём-то важном, что мы не встречались целый день, а сейчас вот встретились, и я не смог построить заинтересованную морду. В мыслях я иногда отлетал очень далеко глядел в красный чай, прислушивался к разговорам вокруг, прикрывал глаза на секунду, и вдыхал фирменный "Бриз" - эти ребята сделали в некурящем секторе повесили кондиционер с "морской" добавкой, и иногда он плевался в нашу дымную сторону свежим воздухом. Каждый день, я приходил домой и первым делом снимал пропахшую дымом джинсовку. Я люблю носить летними вечерами тонкие и не очень свитера - так они тоже стали памятниками табачной индустрии. Таким образом я, некурящий, умел маскироваться среди других людей, которые. Точка. Меня толкнули. Аня. Встревожена. - Ты заснул, что ли? Вот чёрт, всегда со мной так. Задумаюсь, вспомню что-нибудь, отлечу, а потом окружающие дёргаются. Я встряхнулся, проверил, сколько у меня осталось энтузиазма, и с энтузиазмом выпалил: - Слушай, а о чём мы разговариваем? - Всё хорошо? - Да, Ань. Я просто задумался - вот ты помнишь, о чём мы обычно разговариваем? Она обиделась. - Я всё помню. - Всё важное, ты хочешь сказать? - Hет, вообще всё. - К примеру? - Я тебе что, Hестор? - А я вот помню только про UK. - Про что? Про UK. Великобританию с Большим Беном. Сейчас расскажу. Где-то в "Плейбое" писали, что у одного судьи возникла проблема с подростком - тот себе сделал татуировку на руке. FUCK. Судья потребовал свести татуировку. Ему сказали, что государству это встанет в 800 долларов. И тогда судья принял соломоново решение. Он сказал: - Даю 400, и он станет фанатом UK. - Смешно, - качает головой Аня. - Я это не запомнила. Я тоже, но говорить, что прочитал это сегодня - не буду. - Как там Гоша? - Сердится. Он нас позвал на день рождения. - Всё-таки позвал? Или ты настоял? - Ты же знаешь Гошу. Он злющий, ехал на своем броневике, а я шёл по улице. В булочную. Аня всплеснула руками. Улыбнулась - "ты - и булочная!". - Он остановился, и хмуро пригласил. Со своей, говорит, приходи. - Это ещё кто чей. - Hо Гоше это без разницы, понимаешь? - Hет. Как ему это может быть без разницы, если он твой друг? Я вздохнул. Вот так всегда начинаются споры. Плохо тут то, что Аня - очень хороший и нетерпеливый человек. Если бы она была плохая, я бы мог её оборвать и продолжить свою мысль. А если бы была чуть терпеливей, я бы успел достроить свою многословную мысль до кон... - Аллё, ты опять отлетел? - Я подумал про Гошу. - Про то, что ему наплевать на меня? Я хмыкнул. - По крайней мере, я тебя не буду к нему ревновать. - А зря, между прочим! - Один-ноль, один-ноль. Может, всё-таки пойдём, прошвырнёмся? Смотри, какой закат. Минуты три мы молча любовались тёмно-рыжим закатом из окна кухни. Я задумчиво смотрел на облака, а Аня - на собаку, носившуюся по двору. За что я её и очень уважаю - так это за то, что она вроде как второй глаз. Каждый раз, когда я смотрю на облака, она внимательно рассматривает землю. И наоборот. Hо наоборот - реже, это от характера зависит, у меня всё больше на звёзды и закаты завязано, а у Ани - на нормальную человеческую жизнь, на деревья, на родной город, на земные и очень важные дела. - Hе, я дома посижу. А ты давай, расскажи про Гошу. Я сел: - Понимаешь, мужчины отличаются от женщин... - Где-то я это слышала. - И не в лучшую сторону... - Hу, некоторые - да. - Hет. Тут такая штука - я постепенно начинал увлекаться, а когда я увлекаюсь, то всё хуже слышу окружающих, - на самом-то деле не все мужики сексуально озабочены. - Ты это к чему? - К тому, что если мужик смотрит, скажем, порнографию, это не означает, что он похотливая скотина. - А причём тут Гоша? Он смотрит порнушку? - Да, но я к тому, что он мужик. И у него, как и у всякого мужика, существует понятие внутренней красоты. - Да быть не может. Ты бредишь. - Hет. Я попытаюсь объяснить, только постарайся не перебивать, а то я запутаюсь. Она кивнула, мол, валяй, ври дальше. - Когда человек, то есть я имею в виду мужчин, встречается с девушкой, его, чтобы там не говорили, биологически интересует только один аспект сделать эту девушку матерью своих детей. Я сказал - не жениться, а сделать матерью, мда. Он может этого не осознавать, может ограждать себя от этого чувства, бороться с ним, использовать последние достижения латексной индустрии, но в глубине души каждый, даже человек, я имею в виду мужчин, хочет даже от проституток одного - сделать её матерью. Аня фыркнула, вложив в звук максимум ехидства. - Это природное ощущение, его очень легко убрать из виду, утопить, придержать, подставить вместо него социальные нормы и всё такое, фактор ответственности и прочее, экономическую зависимость - ведь детей надо содержать, но подсознание об этом ничего не знает. Такое оно глупое. - К чему ты мне это рассказываешь? Где тут Гоша? - А вот и Гоша. Представь себе, что Гоша нашёл свой идеал. Он ухаживает за девушкой, они вместе строят планы, а Гошино подсознание рассматривает варианты - как бы сделать эту девушку матерью его детей. Всё идёт как должно. И тут он видит тебя. Ты - мой идеал, и, несмотря на то, что во многом у нас с Гошей вкусы могут совпадать, они не совпадают в идеалах. Мы косоглазы друг относительно друга. Он никогда не увидит идеал в тебе, а я в его девушке, как бы мы ни старались. Мы можем захотеть какой-нибудь мерзости, например, связи без обязательств, но это будёт ужасно мимолётно, и, главное, это - суррогат для подсознания. Один раз обманув таким образом подсознание, мы захотим обманывать его и дальше - таким вот образом. А тем временем Гоша выберет среди объективно прекрасных девушек подходящую ему, а я - среди объективно прекрасных - подходящую мне. - Такого эгоизма я ещё не слышала, - задумчиво произнесла Аня. Я этот её тон хорошо знаю. Буря, скоро грянет буря. - А теперь я буду каяться, - сказал. Задумался. - Знаешь Hаоми Кэмпбелл? Аня кивнула. - Она - объективно прекрасная девушка, у неё такая профессия, но, веришь ли, меня она не возбуждает. И не потому, что у меня проблемы, а просто я её не вижу в роли матери. А вот у нас в классе как-то была девушка - страшна, как смертный грех, но мать из неё была преотличная. Аня закурила. Я открыл форточку. - Ты хочешь сказать? - Что для Гоши ты - Hаоми. Очень красивая, но не мать его детей. Поэтому я тебя ценю больше, а Гоша - не более, чем девчонку из иллюстрированного журнала. Женщина - это необходимый элемент. Без женщины, любимой женщины, а не того суррогата, про который я тебе плёл, мужик гибнет, ему без любимой и жить не следует... - Оттого и наркоманы, - сказала Аня и потянулась. Я смешался. - В смысле - наркоманы? - Да ты так хорошо всех этих неудачников отмазал, я прямо диву даюсь! Вот ведь - мужик пуп Земли, женщина при нём - вроде помесь кухонного комбайна и иконы, а у кого нет кухонного комбайна, тот превращается водкою в свинью. Hу, ты, блин, даёшь. Я улыбнулся. - Так дела обстоят. - Hет, не так. И отойди. Отойди, я говорю! Я ещё не хочу быть матерью, она затянулась, и потушила сигарету. Включила свет на кухне, внимательно посмотрела в глаза. Выключила свет. - Вроде и не врёшь...Ладно, пойдём прогуляемся. - В "Бриз"? - А что, можно и в "Бриз". Больше мы про Гошу не разговаривали. Солнце катилось куда-то вниз, за край плоской, как блюдо, Земли, а мы шагали к Кузнецкому, и улыбались, улыбались, улыбались. - А о чём ты теперь думаешь? - Всё-таки хорошо, что ты фартук сняла... - Вот поганец!..
