Когда на двери опущены шторки, приходится открывать ее полностью — иначе не узнаешь, кто в купе.
Именно к такому глубокомысленному выводу мы с Элисон и Линн пришли за последние четыре минуты, мечась по вагону в поисках нашей сопровождающей.
— И здесь нет! — заявила Элисон, проверяя еще одно купе.
— Думаете, это из-за того что она съела? — поинтересовалась Элисон. — Я имею в виду бедняжку Энн.
Бррр.
Шел всего третий день нашей школьной поездки по Европе, и за это время мы ухитрились пронестись вихрем по Бельгии и въехать в Германию. Еще четыре дня — и будем во Франции.
Тем не менее, если Энн и вправду заболела — придется ей возвращаться домой.
Надеюсь, она все-таки съела что-то не то.
Это решать нашей сопровождающей, мисс Полемс.
— Таис, зацени-ка, — Линн кивнула на окошко в двери.
Я приставила руки к глазам, сложив их в форме аквалангистских очков, и прижалась к стеклу.
Затем тут же отстранилась, как только четыре накачанных придурка-младшеклассника принялись дудеть и свистеть.
— О! Ну, конечно! — пробормотала я с отвращением.
— Упс! Извёните… Эзвыни… — затараторила Элисон в следующий дверной проем.
— Извинните! — пропела Линн, вытягивая Элисон обратно в коридор.
Я улыбнулась им.
Несмотря на плохое самочувствие Энн, до сих пор в этой поездке мы оттягивались по полной.
Я схватилась за ручку следующего купе и дернула.
Внутри находилось четверо туристов, миссис Полемс в купе не было.
— Ой, простите! — сказала я, отступая.
Двое мужчин пристально уставились на меня, и я мысленно застонала.
Я уже сталкивалась с некоторыми крайне дружелюбными местными жителями, но только сейчас мне этого не хватало.
— Клио? — спросил один из мужчин, вкрадчивым интеллигентным голосом.
Ага, конечно. Неплохая попытка.
— Нет, сожалею, — ответила я резво и плавно закрыла дверь.
— Не здесь, — сообщила я Элисон.
Через три двери в коридоре замаячила Линн.
— Нашла ее! — отозвалась она, и я расслабилась напротив колыхающегося вагонного окна, за которым мелькали великолепные (сногсшибательные) горные мили немецких ландшафтов.
Госпожа Полемс вместе с Линн проскочили мимо меня, и я медленно последовала за ними, надеясь, что Пэтс и Джесс попытались хоть немного прибрать в нашем купе.
Жюль молча уставился на дверь купе, которая только что громко вернулась на прежнее место.
Это лицо… Он повернулся и посмотрел на своего компаньона, друга, которого он знал так давно, что уже и не сосчитать.
Дедал выглядел настолько же потрясенным, как Жюль себя чувствовал.
— Конечно же, это была Клио, — сказал Дедал, произнося слова так тихо, чтобы сидящие рядом не смогли услышать.
Длинными, элегантными пальцами он пробежался по своим седым волосам на висках, все ещё густых несмотря на возраст.
— Ее точно звали Клио? Или возможно… Клеменс?
— Клеменс была ее матерью, — пробормотал Жюль. — Той, что умерла.
— Когда мы в последний раз видели этого ребенка? — Дедал задумался, взявшись за подбородок.
Оба мужчины выглянули из купе, в то время как кучка учениц, под руководством сопровождающей — женщины в возрасте, удалялись по качающемуся проходу.
Дедал ещё раз взглянул на её лицо, и она исчезла.
— Может года четыре назад? — предположил он. — Ей было тринадцать, и Петра инициировала ее. Я видел ее лишь издалека.
— Но эти черты… они, конечно, несомненны, — сказал Жюль вполголоса. — Они были всегда.
— Да. — Дедал нахмурился: пораженный невероятностью происходящего, мысли вертелись в его голове. — Она должна быть тем самым ребенком, но это не она, — наконец произнес он. — Определенно, не она, ничего общего с ней…
— Ничего в ее глазах, — вмешался Жюль, соглашаясь.
— Определенно, и тот ребенок, и в то же время — не тот ребенок. — Дедал раскладывал факты по пальцам. — Определенно, не старше, не младше.
— Ага, — угрюмо подтвердил Жюль.
Ответ родился у обоих в один и тот же момент.
Рот Дедала в буквальном смысле открылся, а Жюль схватился рукой за сердце.
— О Господи, — прошептал он. — Близнецы.
— Их двое! Двое?
Такой улыбки Дедала Жюль не видел уже… черт его знает, как давно.
Такое ужасное разочарование.
Сожми я челюсти сильнее хоть на йоту — мое лицо треснет.
Моя бабушка сидела напротив, источая безмятежность подобно парфюму, аромат которого она наносила себе за уши утром, чтобы спокойно переносить целый день.
Ну, а я этим утром забыла надушиться своей дурацкой безмятежностью и теперь сжимала кусок меди в левом кулаке, впечатывая в ладонь воспаленные полумесяцы от ногтей.
Еще минута и я зашвырну эту медь через всю комнату, свернув рукой свечу, и просто уйду.
Но я хотела этого так сильно.
Так сильно, что могла чувствовать привкус желания.
И сейчас, смотря в глаза моей бабушки, спокойные и синие над пламенем свечи, я чувствовала, как она читала каждую мысль, что мелькала в моем мозгу.
И что она была удивлена.
Я закрыла глаза и сделала глубокий вдох, полностью наполняясь воздухом до самого кольца на пупке.
Затем я медленно выдохнула, желая, чтобы этот выдох забрал с собой напряжение, сомнение, неведение, нетерпение.
Медь направляет мои силы.
«Медь, направь мою силу», — думала я. На самом деле, даже не задумываясь об этом. Легко-легко представляя образ, не используя мыслей или слов.
