Сергей Болотников
Цена знаний
Рассказ-шутка
Липкие и тягучие капли слизи неторопливо стекали по пологим ступенькам. Текли по крашенным деревянным половицам, вязкие и густые, словно сопли больного гриппом. Скрипели перья. Ровно как и шариковые и капиллярные. Слизь стекала по ручкам, оставляла неряшливые пятна на клетчатой бумаге, впитывалась. Тишину нарушало только слабое и сонное бормотание вдалеке. Самого говорившего видно не было, вязкий туман, что скапливался в зале последние пол часа, дрожал, колыхался и начисто скрывал собой отдаленные предметы. За окном была тьма и мертвые осенние мухи. Сама осень уже успела закончится и сбежать в неизвестные жаркие страны. А вот мух позабыла. Хотя мухи то, сейчас никого не интересовали. Пахло в зале неприятно - так может благоухать самец бразильского крокодила в самый разгар брачного сезона, включая, пожалуй, и окружающее его болото. Сильный мускусный запах. -Общая куча... - пробивался сквозь зеленоватый туман бормочущий голос, и снова исчезал куда то, вещая что-то ему одному ясное. Сидящие сочились. Беда подкралась к ним незаметно, внезапно, и накрыла пишущих своим зеленоватым, вонючим покрывалом. Мозг их замутился моментом, и через пятнадцать минуть после наступления беды они уже не могли подняться и убежать, и знали лишь, что им нужно дописать то, что вещает в далекий бубнящий голос. И они писали - толпа странных рыхлых силуэтов, среди парящего марева, сидящие бок о бок за дряхлыми деревянными партами. И упорно давили на выскальзывающие ручки. Иногда они разговаривали - когда становилось страшно молчать и сонные, хриплые голоса прорезали тишину, мешаясь с бормотанием лектора: -Это что там написано? - спрашивал один. -Извините, не вижу без очков, - отвечал второй и смахивал с блестящих глаз вонючую слизистую слезу салатного цвета. Из окна смотрела ночь. Вроде бы всходила луна, но совершенно терялась в мерзко пахнущих испарениях. А может, это была вовсе не луна, а просто еле виднелась круглая лампа на потолке. Хлюпало сильнее. Слизь стекала крохотными водопадами, колыхалась в такт голосу лектора. Сидящие медленно растворялись, но по прежнему пытались записать вещаемое. Получалось плохо. Ручка выскальзывала из размягчившихся пальцев, липла к слизи и пыталась писать зеленоватыми разводами. Сидящие тихо ругались. Их голоса звучали квакающе, словно сгусток соплей попал им в голосовые связки. Но это было не так. На самом деле их связки и были этим сгустком соплей. И становились все жиже. Лектор бубнил. В зале царила жара и черные тараканы легионами выбегали из щелей в полу, спасаясь от локальных слизистых Ниагар. -Послушайте, как вы держите ручку? Я боюсь у меня срослись пальцы... -Нет проблем. Утопи ручку поглубже в культяпки и так задерживай -Спасибо... -Не боись друг, допишем. -Допишем... - отозвалось эхом несколько голосов. Ручки смачно чавкали по бумаге. Черная кожаная куртка дорогущим "Титаником" влилась в слизевую Миссисипи и потихоньку стекала вниз по ступеням. -Ловите куртку! - шикнул кто-то, - она денег стоит. С чмоканьем куртку поймали. С всплеском кинули обратно: -В ней владелец, пусть плывет себе. -Пусть... -Отползите, мне же не видно!! Шмяк - тяжелая туша с кривыми желеобразными обрубками вместо рук и ног, тяжело рухнула в проход между партами и потихонечку заскользила вниз. На том, вросшем в плечи выступе, где когда-то была голова вяло, перекатывались полтора сросшихся задумчивых глаза, похожих на яичные желтки. Обрубки дергались, пытались писать, но им это уже было не дано. -Ну вот! Видите, что вы наделали! Он теперь не допишет... -Сам виноват, писать мешал... да уберите же ваши сопли!!! -Прости друг, насморк. Гневные вздохи, сопенье и хлюпанье. В человеческом теле не много воды - около пяти литров, половина оцинкованного хозяйственного ведра. Но вот если она будет вытекать медленно... Сидящие текли уже сорок пять минут и даже самые высокие и худые стали похожи на страдающих водянкой карликов. Растворялось все - кости, мышцы и отчаянно пытающийся спасти сознание, мозг. Капля слизи звучно шлепнулась на мертвую муху. Крылья ее покрылись слюдяной пленкой, заблестели. Дрогнула мохнатая лапка, и вот уже летний паразит с жужжанием взвился в зловонный воздух зала. Голос лектора теперь звучал натужно, с трудом, перемежаясь тяжелым дыханием и хлюпающими хрипами. Но продолжал бубнить свое: -Выполнить... расчет... ускоренной... Сидящие внимали. А что им еще оставалось делать? У некоторых ручка выпадала из культяпок, и они бессильно плакали зеленоватыми слезами. Дышать в комнате было уже нечем. Места за партами пустели - одежда оставалась валяться на старых досках, а ее ранее гордые обладатели, частично стекали вниз зелеными ручейками, а частично вливались паром в общую и без того зловонную атмосферу. -Ыыыхх... - и в ряду сидящих становилось одним меньше. Процесс распада ускорялся. Большие, старые часы на стене, теперь видимые лишь стремительно оживающим мухам, показывали без пяти восемь. Час разложения подходил к концу. А им так надо было дописать! Но только желеобразные руки не слушались, а желеобразные мозги отказывались думать. -Душно что-то... -Терпи, уже скоро, - и говорящий растекался неряшливым зеленым пятном. -Переоценили... либо по КэПэ... либо... - сказал лектор и растекся по кафедре, испятнав покрытые печатями бумаги. Слизь смачно пузырилась. Глухо стукнули часы. И тут же замолчали, пристыжено. Последний из пишущих тупо ждал продолжения диктовки. Потом с легким чавканьем растекся и он. Стало совсем тихо. Потом хлопнула дверь, застучали шаги, и в зал ввалился припозднившийся слушатель, скороговоркой выпалив в пространство: -Извините, припоздал я, автобус задер... Туча мух с агрессивным жужжанием пронеслась мимо его головы, устремляясь в коридор. Туда же потянулся гнусно пахнущий туман. Опоздавший недоуменно осмотрел абсолютно пустой зал с липкими потеками на полу и стенах. Отрешенно сказал: -А мне никто не сказал, что здесь будут красить... не предупредили... И он ошеломленно пошел в коридор, вслед за радующимися новой жизни мухами. Туман быстро редел, и уносился в открытую в коридоре форточку. Пластиковой цилиндрик ручки шевельнулся, мазнул по бумаге, а потом быстро скатился с парты и звонко цокнул об пол. За окошком ждала ночь. И ухмылялась.
