Отечественная фэнтези как самостоятельный тип фантастики родилась совсем недавно, в первой половине 90-х прошлого века. Конечно, и до этого в русской литературе можно было встретить произведения, имевшие некоторые признаки фэнтезийности, но тяготевшие скорее либо к НФ, либо к основному потоку. В пестрый калейдоскоп «предфэнтезистов» входят как Валерий Брюсов с Михаилом Булгаковым, так и Владимир Орлов, и Яков Голосовкер, и Евгений Богат, и Ольга Ларионова, и Людмила Козинец…
В начале 90-х наша новорожденная фэнтези отказалась от своих естественных корней и пустила новые, в совершенно иных направлениях. Подавляющее большинство фэнтезийных романов как десять лет назад строилось, так и по сей день строится по канонам, выработанным в англосаксонской литературе. Меньший по объему, но сравнительно «крепкий» лагерь составляют те, кто пишет «славяно-киевскую» фэнтези, так или иначе идейно соединенную с древнерусским язычеством. Кто-то решил опереться в литературных исканиях на христианство (например, Александр Мазин), но таких сравнительно мало, поскольку фантасты, идущие в этом направлении, рано или поздно почти в полном составе сворачивают на тропу мистической (сакральной) фантастики, оставляя фэнтези с его преобладающим магизмом. Наконец, базой для создания фэнтезийных романов в немалой степени служит романтическая литература XIX—начала XX столетий. А то и вовсе беллетризация полигонных ролевых игр, компьютерных игрушек…,
Если прежде ученые мужи со всей основательностью искали почву для той или иной мощной ветви фэнтези в высокоразвитых мифологических системах (и были правы), то со второй половины 90-х стало ясно, что материалом для произведений в этом секторе фантастики может служить все что угодно. Прежде нам приходилось слышать: если в основе непонятно что, значит, скорее всего «кельтский» колорит, пусть и разбавленный семь раз. А теперь даже не скажешь, что разбавляли: возможно, «Хронику времен короля Карла IX» пополам с игрой «Цивилизация» или каким-нибудь «Копьем драконьим». Центр тяжести давно сместился с мифологии и монументальных религиозно-философских зданий на романтическую литературу, виртуальную реальность, на ту же фэнтези, только написанную раньше и к настоящему времени ставшую классической.
Современная российская фэнтези массова, а значит, всеядна. Соответственно, происходит процесс неоправданной девальвации антуража: декорации становятся все более условными, все более бесплотными, все менее связанными с чем-либо, помимо пребывающей в мозгу автора каши из романов, фильмов, компьютерных игр, а также научно-популярных изданий разного качества. Фэнтезийный мир в большинстве случаев накладывается несколькими широкими мазками или просто дюжиной аляповатых табличек: «замок», «харчевня», «храм», «порт», «лесная дорога»… Узнаешь, читатель? Вроде узнаешь… ну и поехали дальше. Мир не столько создается, сколько обозначается все с большей и большей неопределенностью. Это прямо ведет к измельчанию фэнтези. Тут вот ведь какой парадокс: чем строже и основательнее задана система кодов фэнтезийного мира в религиозном, эстетическом, бытовом смысле, тем более масштабные этические и философские проблемы можно решать в рамках литературной реальности. И напротив, чем свободнее автору в его вторичном космосе, чем вольготнее правила игры, тем сложнее ему вырастить что-либо значительное. В слабо дефинированном мире даже качественные приключения построить крайне сложно, поскольку очень трудно убедить читателя в том, что у поступков персонажей есть хоть какое-то обоснование, и вовсе автор не кидает кубик перед каждой новой главой, решая таким образом проблему излишних степеней свободы. Соответственно, и декорации в большинстве случаев несистематизированном фэнтезийном мире более блеклы, менее «фактурны». А значит, меньше возможностей захватить воображение читателя, увлечь его.
Авторы этих строк остаются при убеждении, что сколько-нибудь значительное произведение фэнтези возможно только при опоре на историческую или мифологическую (религиозную) реальность, а из каши, то бишь синкретизма, получается в основном вторичный продукт во всех смыслах этого словосочетания. Если, конечно, сама эклектика не является приемом, подчиненным системе управляющих кодов более высокого порядка (например, эзотеризм Желязны в романе «Создания света, создания тьмы» или этика равновесия в земноморском цикле Урсулы Ле Гуин).
Иллюстрацией к этому утверждению послужит то, как используются в современной фэнтези элементы реальной истории.
В нашей фэнтези сравнительно немного произведений, прямо апеллирующих к какой-либо конкретной исторической эпохе или (что чаще) к мифопоэтической, религиозной системе. Тем ярче они горят на слабоосвещенном отечественном небосклоне фэнтезийной литературы.
Отношения богов и людей становятся сюжетообразующим стержнем в произведениях древнегреческой тематики. Наиболее удачные опыты в этой сфере, наверное, дилогия Ольги Елисеевой «Сокол на запястье» — «Хозяин проливов», античный цикл Г.Л.Олди «Герой должен быть один» и «Одиссей, сын Лаэрта», а также романы Андрея Валентинова «Серый коршун» и «Диомед, сын Тидея». Ольга Елисеева удачно соединяет вольные этюды о судьбах богов-олимпийцев, героев и магических существ с живыми, реалистическими картинками жизни Северного Причерноморья той эпической поры, когда колонисты-греки то мирились, то воевали с местными народами. Елисеева и решает на этом материале серьезную задачу, сталкивая два принципиально противоположных типа культуры и показывая преимущества одного из них, в итоге победившего.
