Владимир Фирсов
Бунт
- Иннокентий Борисович, связь кончается. Они уже пилят мачту, - сказал Лебединский.
Он полулежал в неудобном металлическом кресле перед экраном, стараясь дышать неглубоко и медленно.
"Как жаль, - подумал он, - что этот великолепный воздух нельзя будет взять с собой". В сущности, только здесь, на Луне, он впервые понял, как это замечательно - воздух, когда его много, когда его можно пить, пить, пить - без оглядки на стрелку неумолимого манометра. "Если вернусь на Землю, - подумал он, - буду все свободное время лежать где-нибудь на берегу речки и дышать по системе хатха-йоги - полной грудью, начиная вдох и выдох с диафрагмы, чтобы вентилировать легкие насквозь".
За иллюминатором ритмично вспыхивало бесшумное пламя - это взбунтовавшиеся машины разрезали массивные опоры радиорелейной мачты. Пламя атомных горелок выхватывало из мрака фантастические очертания машин, по изрытым склонам кратера метались длинные тени. Мачта уже заметно наклонилась в сторону. Как только она рухнет, погаснет экран видеофона, и связь со Станцией станет возможной только через спутники, если роботы не доберутся и до последней антенны на макушке купола. Но спутники появляются над Базой не так-то часто - им нужно два часа на облет Луны. "Неужели не успеют найти Федосеева? - подумал Лебединский. - Тогда мне каюк".
- Федор Ильич, а что они строят? - спросил с экрана профессор Смольный. Лебединский молча пожал плечами. - Вы уж присмотритесь, пожалуйста. Почему-то мне кажется, что Федосееву это будет интересно.
Лебединский покосился на инфракрасный экран наружного обзора. Ночь наступила недавно, предметы еще не успели остыть, и на экране было довольно хорошо видно, как приземистые грузовики волокут длинные стальные балки, предназначавшиеся для строительства обсерватории, к центру кратера, где вырастало какое-то фантастическое сооружение. Вокруг него суетились юркие строительные роботы, что-то обнюхивая, ощупывая, поправляя. Машины двигались в строгом порядке, подчиняясь механической воле главного кристалломозга.
Несколько в стороне ремонтный робот деловито распиливал вездеход Лебединского. Отрезанные куски он тут же взваливал на покорно ожидавшую "камбалу".
- Что-то не додумано в этих машинах, - сказал Лебединский. - На Земле они вели себя, как ягнята. Я не мог на них нарадоваться.
- Федор Ильич, может быть, вы все-таки приготовите взрывчатку? На случай, если Федосеев не отыщется. Иначе вам не прорваться.
- Не стоит к этому возвращаться, Иннокентий Борисович. Я понимаю, что Международный Совет вам не дает житья. Но Федосеев отыщется. Человек не иголка. Время еще есть.
Профессор Смольный кивнул головой и задумался. Конечно, в Совете предложили радикальное решение. Взрывчатка на Базе есть, и швырнуть пакет в "бегемота" - так назывался робот-координатор - даже в неудобном скафандре не составит труда. Пока взрывчатка долетит, Лебединский вполне успеет укрыться от осколков в куполе. Но если большой кристалломозг погибнет, строительство обсерватории будет сорвано. Роботы работают круглосуточно, а люди так не могут. Три смены по двадцать человек, прикинул профессор в уме. По человеку на машину. Станция не вместит даже половины. Да и прокормить столько народу мы не сможем. А времени нет. "Океан" стартует к Марсу через три месяца. Планеты ждать не будут. А отложить вылет - все равно что отдать готовый корабль на слом. За два года он безнадежно устареет.
Профессор привычным жестом поднес руку к подбородку, чтобы погладить давно сбритую бороду, и тут же опустил ее. Что поделать - бород на Луне не носят. В скафандре борода неудобна и опасна.
Лебединский увидел на экране, как за спиной у Смольного появилась фигура радиста. Он протянул профессору радиограмму.
- Это американцы, - сказал начальник Станции, пробежав текст. "Потомак" завершил маневр и идет к Луне. Фостер сказал, что он или взорвется, или успеет к вам.
- Дай бог ему не взорваться, - вздохнул Лебединский. - Но я не знаю, как он надеется выгадать на этом перелете чуть ли не сутки.
- "Потомак" идет почти напрямик с десятикратным ускорением. Расход топлива невероятный - он сожжет за один рейс свой месячный запас, но зато выиграет время.
- Фостер славный парень, - задумчиво сказал Лебединский. - Ему сейчас нелегко.
Он снова вздохнул и посмотрел на циферблат часов. На экране опять возникла фигура радиста.
- Иннокентий Борисович, - сказал он, - получена ракетограмма от Чередниченко.
- Вот видите, Федор Ильич, - с притворной бодростью сказал Смольный, прочитав текст, - Чередниченко опережает график на две минуты. Водители молодцы. Ваша задача значительно облегчается. Но вы все-таки приготовьте взрывчатку. - И он исчез с экрана.
"Все, - подумал Лебединский. - Спилили они мачту. Теперь остается только ждать. Неужели так и не найдут Федосеева?"
Он протянул руку к пульту и выключил ставший ненужным экран.
Разведочный робот-скалолаз стоял наготове в открытой камере шлюза, слегка шевеля восемью суставчатыми ногами. Казалось, он дрожит от волнения перед предстоящей ему безумной гонкой. Но Лебединский знал, что это идет обычная проверка механизма после получения новой программы. Машина не может волноваться.
