Виктор Шнейдер
Ближнего твоего...
Гречу
Прототипов ни у одного героя нет.
Все cюжетные линии выдуманы.
Все параллели случайны. Вру.
В. Шнейдер
СОДЕРЖАНИЕ
Глава 1, в начале которой герой осознает себя, а в конце - и Глава 2, в которой возникает новый свою творческую задачу персонаж и начинает говорить притчами
Глава 3, в которой Олег Глава 4, в которой рассказывается невыду обдумывает им же сочиненное манная история блудного сына и несколько
других, связанных с одним и тем же лицом Глава 5 в которой объявляется еще одно новое лицо, но так и Глава 6, в которой повествуется о судьбе не объясняет - зачем греческой амфоры Глава 7, в которой дается Глава 8, в которой герой, наконец, сам ретроспектива одной произносит вслух то, что переговаривают неправдоподобной, но весьма все, а также то, чего не осмеливается романтической истории произнести никто Глава 9, в которой говорится о качестве пива, Божьем величии и Глава 10, трактующая одно запутанное обиде, нанесенной новому место Евангелия от Иакова Шейлоку Глава 11, в которой герой знакомится с проявлением Глава 12, в которой говорится о внешнем и Русской идеи, а читатель также внутреннем конфликтах Иакова Меньшего и с ее истоками Глава 13, позволяющая поближе Глава 14, в которой радушный хозяин ждет познакомиться с героиней гостей Глава 15, в которой Саня Глава 16, в которой дамы посещают декламирует стихи Д.Строцева кавалера Глава 17, в которой кавалер Глава 18, показывающая, что и молитва посещает даму Сатане бывает услышана
Глава 19, в которой язычники Глава 20, в которой человек со поклоняются своему идолу свое-образным мировоззрением обращается к
человеку со своеобразной моралью Глава 21, которой заканчивается Глава 22, с которой начинаетсясовременная (ничем) эта повесть цивилизация
Глава 1
С последним чаянием свою
мечту ночную
Душа стремится влить в пустые
формы дня...
В.Брюсов
Тело лежало, поднятое над землей на высоту двух этажей плюс кровать, и дышало.Молодой этот здоровый, хотя и несильный организм не был в данный момент отягощен ни единой мыслью, ни даже сновидением, а потому назвать его человеком было бы так же странно, как столь же исправно функционирующий будильник у него в изголовье. Так же размеренно и так же бездумно, как сердце, перестукивались в пластмассовом корпусе какие-то шестеренки и маятник... Но вот, минут без двадцати восемь, часовая стрелка закрыла собой стрелку будильника, пазы на их осях совместились, и рычажок, сдерживавший до поры молоточек, подался вперед, а уж тот, только дали волю, стал вовсю колошматить по чашке звонка... И тотчас же, по механизму, кажется, еще более простому, включилось в теле сознание. Сперва оно, не разобравшись ни с чем, ничего не зная и не умея себя назвать, развернулось зачем-то в картину залитой светом поляны: много-много ярких цветов тянется вверх, над ними жужжат добрые мультипликационные жуки, а сзади восходит огромный золотой шар cолнца и звенит, звенит, звенит все громче, все навязчивее, все нестерпимее... И уже через секунду или две сознание догадалось, что никакое это не cолнце, а будильник, и вытерпело свалившийся на него в считанные мгновенья поток информации обо всем, что только существует на свете, и наконец нашло себе имя - Олег Кошерский. Пора было вставать, умываться, бриться, потом завтракать, потом... Кошерский - очень талантливый прозаик. Что бы он ни описывал - природу, лица, характеры - во всем удается ему отыскать новые неожиданные черточки, все освещает он свежим, отстраненным взглядом человека, который этого не любит. Но в жизни Олег никогда не пользовался ни одним из общепризнанных прав талантов, наипервейшее из которых - право на несносный характер. Напротив, такого славного, открытого и дружелюбного парня еще поискать... И правом - почти обязанностью - молодых творцов экстравагантно одеваться Кошерский явно пренебрегал. У него, правда, была одна кофта, по сравнению с которой "фатовская фата" Маяковского - выходной фрак, но она уже не первый год невостребованная висела в шкафу. Пожалуй, если у Олега в одежде был бы свой стиль, то эта кофта была бы не в его стиле. Что же до романов - ибо право таланта на дон-жуанство часто неоспоримей права на дон-кихотство - то стыдно признаться: первая и единственная женщина Кошерского была все еще им любима и все еще любила его. К ее любви, правду сказать, на третьем году романа стало подмешиваться чувство почти ненависти к Олегу, упорно не замечавшему, что ей пора замуж. А Олег, хотя и обнаружил, когда прошел первый период любования собою влюбленным и упоения своими речами к возлюбленной, что его Джульетта (ее-таки звали Юлькой) существо довольно примитивное, знал это только умом, душой же так, что называется, прикипел и так привык считать Юльку своей то ли собственностью, то ли частью, что и сам не мог бы ответить, почему так не хотел жениться. Возможно, такая "полуженатость" лучше всего сочеталась с его статусом "полупризнанности". Но, так или иначе... Олег встал, потянулся, спародировал несколько физкультурных движений и пошел в ванную. Болтая помазком в мыльнице, он думал о том раздражении, которое поползет опять по его шее и щекам после бритья и не оставит в покое часа два, и что хорошо бы было отпустить бороду писателю вообще к лицу борода -, если бы она росла, как у Фришберга, а то какими-то дурацкими островками: вместо одной бороды получится семь или восемь. Так почему-то Иуду Искариота изображают. Кстати об Иуде: хорошо бы роман написать про юность Иисуса...
