Вы когда-нибудь задумывались над тем, сколько раз в день говорите спасибо? Спасибо за соль, спасибо за то, что вас пропустили в дверях, спасибо за важные сведения.
Спасибо за сдачу, за багет, за сигареты.
Спасибо из вежливости, спасибо потому, что так принято, автоматические, механические спасибо. Почти пустые.
Иногда вы и вовсе их не произносите.
Иногда произносите с чувством: спасибо тебе.
Спасибо за все. Тысячу раз спасибо. Огромнейшее спасибо.
Профессиональные спасибо: за ответ, за внимание, за сотрудничество.
Вы когда-нибудь задумывались над тем, сколько раз в жизни вы по-настоящему говорили спасибо? Спасибо от всей души. Спасибо, которое выражало бы вашу благодарность, вашу признательность, ваш неоплатный долг.
Кому оно было адресовано?
Учителю, заинтересовавшему вас литературой? Молодому человеку, пришедшему вам на выручку, когда на вас напали на улице? Врачу, спасшему вам жизнь?
Самой жизни?
Сегодня умерла одна пожилая дама, которую я очень любила.
Как часто я повторяла: «Я бесконечно обязана ей». Или: «Возможно, если бы не она, меня сейчас и на свете бы не было».
Я говорила: «Она так много значит для меня».
Много значит… Бесконечно обязана… Это и есть критерии благодарности?
Допустим, но тогда в должной ли мере я выражала ей свою признательность, пока она была еще жива? Давала ли понять, как высоко ценю все то, что она сделала для меня? Достаточно ли я уделяла ей времени и внимания?
Перебираю в памяти последние месяцы, последние часы. Наши беседы, наши улыбки, наше молчание.
На ум приходят мгновения, проведенные вместе. Какие-то уже забылись. А те, которых я не разделила с нею, сами дорисовываются в моем воображении.
Вспоминаю день, когда я поняла, что все изменилось и что отныне наше время сочтено.
Это произошло внезапно. В одночасье.
Впрочем, предзнаменования появлялись и раньше. Иногда Миша беспомощно останавливалась посреди гостиной, словно не знала, что ей делать дальше, словно последовательность действий, знакомая до мелочей, вдруг ускользала от нее. Иногда Миша останавливалась посреди фразы, в прямом смысле спотыкаясь обо что-то невидимое. Она искала одно слово, а находила другое. Или вообще не находила ничего, кроме пустоты, кроме западни, которую следовало обойти. И тем не менее все это время она жила дома одна. Самостоятельно. Продолжала читать, смотреть телевизор, периодически принимать гостей.
И вот наступил осенний день, событий которого ничто не предвещало.
Еще накануне все шло как прежде. С этого дня все пошло иначе.
Мысленным взором я вижу Миша в ее квартире с низкими потолками. Она сидит в кресле. Шторы за ее спиной задернуты, но сквозь щель между ними в комнату сочится послеполуденный свет. Стены немного пожелтели. Мебель, картины, безделушки на полках — все вокруг выглядит так, словно попало сюда из далекого прошлого.
Да, ее зовут Миша. Это пожилая дама с манерами юной девушки. Или девушка, состарившаяся по чьему-то недосмотру, жертва злой судьбы.
Длинные узловатые руки Миша вцепились в подлокотники кресла, точно она боится упасть.
Бип! Бип! Бип! Резкие сигналы пронзают тишину. Миша вздрагивает, водит глазами по сторонам, смотрит на браслет на своем запястье, удивляясь тому, что звук может исходить из этого странного и неприятного предмета, который она после долгих уговоров все же согласилась носить.
В комнате раздается голос оператора службы неотложной медицинской помощи.
— Добрый день, мадам Сельд, говорит Мюриель из службы неотложной помощи. Вы нажали кнопку тревоги?
— Да…
— Вы упали?
— Нет-нет.
— Вы нехорошо себя чувствуете?
— Не особенно.
— Можете объяснить чуть подробнее?
— Я боюсь.
— Где вы сейчас находитесь, мадам Сельд?
— В гостиной.
— Вы поранились?
— Нет, но… Я вот-вот потеряю.
— Вы что-то потеряли?
Миша сильнее вцепляется в подлокотники: ей кажется, что кресло раскачивается под ней, а пол уходит из-под ног. Она не отвечает.
— Вы сидите?
— Да, я в кресле. Но мне не шевельнуться.
— Можете встать?
— Нет.
— Как давно вы сидите в кресле, мадам Сельд?
— Не знаю… Наверно, с сегодняшнего утра. Я позавтракала и, как всегдашнее, уселась разгадывать кроссворд. Но не нашла его. А потом… потом… я… я хотела… Я не смогла подняться… Я все теряю, вот в чем дело.
— Что именно вы потеряли, мадам Сельд?
— Глазами этого не увидеть. Но я чувствую. Оно убегает… исчезает.
— Вы можете подвигать ногами, мадам Сельд?
— Нет-нет-нет, больше не могу. Это конец. Я боюсь.
— И вам действительно не встать?
— Да.
— Вы сегодня обедали?
— Не особенно.
— То есть вы не вставая сидите в кресле с самого утра?
— Да, именно так.
— Я позвоню кому-нибудь из ваших близких, чьи имена указаны в карточке, вы согласны?
— Да.
Пальцы оператора торопливо застучали по клавиатуре. Не сомневаюсь, Миша отчетливо слышала этот звук.
— Тут значится имя мадемуазель Мари Шапье. Я звоню ей?
— Не знаю…
— Это ваша дочь?
— Нет.
— Вы хотите, чтобы я позвонила ей?
— Да, пожалуйста. Передайте, что мне неловко… извлекать ее, просто я вот-вот кое-что потеряю… кое-что важное.
Голос оператора сменяется музыкой, какая обычно звучит в супермаркетах. Миша не двигается, она смотрит прямо перед собой, замерев в такой знакомой мне позе сосредоточенного ожидания. Спустя некоторое время снова раздается голос Мюриель:
