ИСТОК
14.00. Красноярск. 10.07.2013.
– Понаехали на нашу голову, – тихонько ворчал Володька Барятинский, натягивая комбинезон, – теперь все наработки отдай, все данные отдай и вообще: отдай жену дяде, а сам ступай к…
Конец фразы он благоразумно скомкал, потому что по личному опыту знал, что некоторые американцы вполне сносно говорят по-русски и к тому же обладают весьма тонким слухом. Группа «юсовцев» нагрянула в Красноярск с тем, чтобы поучаствовать в первом в истории забросе наблюдателей в прошлое. Еще одна великая мечта человечества становилась явью.
Изучение физики времени велось во многих странах одновременно, но к практическому решению проблемы ближе всех подошли спецы канувшего в Лету Советского Союза. И несмотря на приключившуюся в конце 80-х смертельную болезнь страны под названием «перестройка», несмотря на осложнения в виде «денационализации», «ваучеризации», «дефолта» и прочих иностранных словарных ублюдков, наука упрямо ползла, как Маресьев, к цели. И доползла. Первая.
Разумеется, как только на горизонте забрезжили первые результаты, к русским ученым бросились их зарубежные коллеги. К их чести стоит отметить, что далеко не все они были «сливкоснимателями», охотниками до чужой славы – многие просто искренне искали нового знания и нового опыта. Но все они: и подлецы, и честные малые – все несли в клювах гранты, пожертвования, кредиты, которые все они горели желанием отдать в руки удачливых русских коллег. Естественно, при условии, что коллеги позволят принять участие в заключительной стадии экспериментов и присоединиться к первой хроно-экспедиции. И никто, конечно, не желал уступить другим, приехавшим позже или с меньшим числом нулей в чеке. В конце концов Институт физики времени превратился в некое подобие восточного базара, где вечно переругивались, спорили, торговались «двунадесять языков». Казалось, что эта торговля будет бесконечной, так как выбрать достойнейшего из созвездия достойных было совершенно неразрешимой задачей.
Но все на свете имеет свой конец. Запоздавшим, нет, не гостем, а хозяином базара, в институт прибыла делегация США, руководитель которой, кроме предъявленного чека с внушительной суммой, в приватной беседе с директором института, академиком Каспарянцем, намекнул на возможные санкции госдепа в случае, если в первой экспедиции не примет участие гражданин самой демократической демократии…
И вот теперь Барятинский надевал экспериментальный комбинезон хрононавта, любуясь, как такой же натягивает на себя Шеридан Хоукинс – его товарищ на ближайшие несколько суток.
– Ладно, пошли, – сказал Владимир, одергивая комбинезон и мысленно добавляя про себя «дебил рыжий». Шеридан Хоукинс был красив, уверен в себе, из добропорядочной американской семьи, англосакс, протестант, рыжеволос, сероглаз и непроходимо туп. В физике он еще кое-как разбирался, но во всем остальном… Барятинский усмехнулся, вспомнив, как на следующий вечер после их знакомства американец сообщил ему, что хотел бы попросить своего нового русского друга отвести его в Кремль. На недоуменный вопрос Владимира, как он себе это представляет, янки, не смущаясь, ответил, что если надо, он готов оплатить машину от Красноярска до Москвы, так как деньги у него есть, а Кремль он посмотреть не успел и желает теперь восполнить этот пробел. И был крайне изумлен, когда узнал, что на машине вояж от Красноярска до Кремля займет никак не менее пяти дней…
– Володька, ты смотри, на бабочку там не наступи, – сказала первая красавица института, смешливая аспирантка Олеся Дубовяк, проверявшая подгонку комбинезонов и работу встроенных систем, – а то изменишь прошлое и будет как у Брэдбери.
– Невозможно, – авторитетно сказал Хоукинс. – Прошлое не изменить, оно уже было.
Владимир согласно кивнул, но Олеся покачала головой:
– Нечего-нечего успокаивать. Вот наступишь, вернешься, а я – негритянка!
Она звонко расхохоталась и, чмокнув на прощание оторопевшего Барятинского в щеку, умчалась на доклад к начальству.
Экипаж хронокапсулы занял свои места. В горле как-то сразу пересохло: захотелось глотнуть обжигающе-ледяной «кока-колы», которой торговал автомат в холле. Да поздно. «Теперь уж только, когда вернусь», – подумал Владимир. Оба исследователя отрапортовали о своей готовности, о выполнении всех предстартовых манипуляций и о нормальной работе всех систем. Академик Каспарянц и руководитель американских «товарищей», профессор Хольт Блаз, дали отсчет. При слове «ноль» в ушах возник тонкий писк, и последнее, что услышал в реальном мире Барятинский, были слова Каспарянца: «Временные флуктуации выше нормы» и ответ Блаза: «Это нитшего, они не увлекут за собой слишком большой массы».
Владимир невольно вздрогнул, вспомнив мрачный рассказ Рэя Брэдбери «И грянул гром». Все-таки хотелось бы вернуться в свой родной мир, увидеть его еще раз.
Потом настала тишина…
ЗАВЯЗЬ ПЕРВАЯ
14.00. Прохоровка. 10.07.1943.
Тройка «лаптежников» взвыла сиренами и, одновременно клюнув носами, рванулась вниз. Ухнули разрывы, взметнулись и опали багрово-черные фонтаны земли – земли, смешанной с кровью. А «восемьдесят седьмые» взмыли ввысь и вновь обрушились на окопы. Грохот разрывов и пронзительное завывание сирен доносились до КП 18-й гвардейской танковой бригады. Полковник Ермаков с досадой отвернулся от стереотрубы:
