Беспощадная бойня Восточного фронта

В июне 1944 года под ударами Красной Армии рухнула самая сильная германская группа армий «Mitte» («Центр»). Среди сотен тысяч погибших солдат Вермахта был и автор этой книги. Никто не знает, в какой день, как и где он был убит. Никто не знает, где он похоронен и похоронен ли вообще. Все, что от него осталось, — этот фронтовой дневник, один из самых страшных документов Второй мировой. Это — потрясающая исповедь человека, заглянувшего в преисподнюю, жестокая правда о беспощадной бойне Восточного фронта.

ПРЕДИСЛОВИЕ

«Я — война. И я — солдат.

Я сжигал все города, убивал всех женщин.

Я стрелял в детей, грабил все, что мог, на этой земле.

Уничтожил миллионы врагов, разорил все поля,

Разрушил церкви, опустошил души людей.

Матери проливали кровь и рыдали по своим детям.

Я делал это. — Но я не бандит и убийца.

Я просто был солдатом».

Вилли Вольфзангер написал это стихотворение в 1943 году. В это время он был уже два года солдатом на Восточном фронте. Карандаши и бумага, посланные ему матерью, стали его оружием против безумия убийственного похода на восток. Он носил мундир ефрейтора вермахта. На груди у Вилли сверкали четыре медали и Железный крест II степени. Он не прятался от пуль, не убегал с поля боя. Но он хотел оставить свидетельство о страшных днях войны.

Временами увлеченно, а иногда, в бешенстве бросая тетрадь, измученный вшами и ищущий забвения в спирте, Вольфзангер вновь и вновь берется за дело, обрабатывая свои воспоминания и заметки, добиваясь их искренности и правдивости. Мелким почерком, используя каждый квадратный сантиметр бумаги, он пишет, как только ему предоставляется такая возможность. Часто источником света для него служит только огонек от сигареты. Снова и снова он спорит с товарищами по бункеру, отвоевывая у них единственную керосиновую лампу. Спасаясь от наступления Красной Армии, он, бросая продовольствие и оказываясь перед угрозой голода, спасает свои тетради. «Можно обойтись без хлеба и масла, но мои записки — это главное, что необходимо мне в жизни», — пишет он. В дневнике, который он позднее использует как основу для своей рукописи, Вольфзангер отмечает: «Только мои заметки в дневнике о войне и возможность дополнять ими фрагментарные отрывки в рукописи дают мне еще волю к жизни».

И он написал это, будучи отпущенным с фронта в начале 1944 года в отпуск, Вольфзангер отпечатал на тонкой бумаге размером А5 добрых 140 страниц. Тогда ему исполнилось 23 года. И это был уже совсем не тот молодой человек, который в начале 1941 года был мобилизован в вермахт. Сугубо гражданский по натуре юноша, Вольфзангер сочиняет стихи и прозу, рисует, музицирует и поклоняется природе. Он почти до стереотипа соответствует типичному немецкому поэту и мыслителю. Таким он чувствует себя и таким хочет быть. Через добрых два года после отступления в составе вермахта перед Красной Армией из чувствительного юноши, которого крепкие подростки называли в школе «ботаником», он стал отупелым солдатом. «Кем мы стали? — спрашивает он себя. — Психически опустившимися, ничем, кроме сгустка крови, внутренностей и костей. Прекрасная душа, таившаяся в нас, искала теперь только утешения в водке». Вольфзангер высмеивает себя как непризнанного гения, глотающего «таблетки от невралгии». Но он становится объективным летописцем собственного крушения. Он фиксирует все то, о чем миллионы солдат вермахта постарались забыть после войны.

«Я чувствую свою вину, будучи придавлен висящим надо мной долгом — и нахожу утешение только в водке!» — пишет он в сентябре 1943 года, когда бежит вместе со своими товарищами от наступающей Красной Армии по опустошенной стране, на территории которой они взрывали фабрики, порабощали людей, уничтожали урожаи и убивали скот.

Кое-как устроившись на повозке, покидая город Гомель, он описывает эпизод, когда пьяная солдатня заставляет танцевать русскую пленницу нагишом. Ее груди они обмазали жиром, которым смазывали сапоги. Вольфзангер фиксирует, как его приятели хохочут, когда видят, как женщину с коровой, которую она спасала, разрывает на куски мина. Он отмечает в своем дневнике, что его друзья, да и он тоже «не видели ничего ужасного, а только комическое, в этом трагизме». Теперь Вольфзангер отмечает, что по меньшей мере в некоторых ситуациях он уже не отвечал стереотипу поэта и мыслителя, а скорее немецкого солдата оккупационной армии на востоке.

Его «Покаяние», как он называет свою рукопись в подзаголовке, не оставляет никакого места для легенды о «чистом» вермахте, который не имел ничего общего с преступной нацистской кликой и ее злоупотреблениями. При этом он уделяет большое внимание и сочувствует судьбе основной массы немецких солдат, которая, хотя и находилась на стороне преступников, одновременно была и их жертвой. Даже на войне, которую Гитлер — безусловно, преступник — вел на востоке, не все было вымазано только черной краской, но встречались и мазки светлые. А это говорит о том, что добро и зло не всегда удается четко разделить. Масштабы развития событий настолько велики, что зло и вина каждого отдельного человека, как и его переживания, угрожают исчезнуть за ними.