— Смотри, а вон там, — Лилиана указала на небольшую статую, находящуюся прямо на центральной городской площади, — это памятник отцу последнего короля.
— Это тот, что устроил всю эту кутерьму с отбиранием земель у дворянства?
— Ага, — утвердительно кивнула девушка.
— Как-то странно, — задумчиво проговорил Тима, рассматривая статую мрачного мужика в короне.
— Что именно? — уточнила его собеседница.
— Власть в стране вроде бы сменилась, а памятник старой как стоял, так и стоит, — пояснил свое недоумение попаданец.
— А, ты в этом смысле. Ой, там целая история с этим памятником была, — рассмеялась Лилиана и, забывшись, попыталась хлопнуть Тиму по плечу, однако, ее рука прошла насквозь, не встретив никакого сопротивления. Впрочем, девушка, судя по всему, этого даже не заметила, увлеченная рассказом истории, связанной со сносом вышеупомянутого памятника. А вот Тима заметил. И на него снова накатили воспоминания о событиях, произошедших, казалось, целую вечность назад.
Он снова вспомнил тот ужас и растерянность, которые испытал, когда человек, который должен был охранять Лилиану, человек, которому она безмерно доверяла, подло ударил ее в спину. Вспомнил, как в полубезумном состоянии плакал над ее умирающим телом. Вспомнил, как собственноручно всадил в нее уже свой кинжал, окончательно убивая ее и порабощая ее душу. Жуть. Его каждый раз передергивало, а сердце обливалось кровью, когда он вспоминал те события.
Впрочем, хуже всего было даже не то, что предатель Юлиус смертельно ранил Лилиану, нет, хуже было то, что Тима никак не мог этого доказать. Злая насмешка судьбы — помощь прибыла, как всегда с изрядным опозданием, как раз в тот момент, когда именно он, желая сохранить хотя бы душу своей любимой, нанес удар своим кинжалом.
Надо ли объяснять, что попаданцу никто не поверил и совершенно не обратил внимания на его обвинения в сторону Юлиуса, который имел наглость вернуться на место собственного преступления, да еще и привести с собой дворецкого и нескольких своих подчиненных.
Естественно, попаданца никто не стал слушать. Для Далофа и других присутствующих именно он был убийцей, предателем, змеей, пригретой на груди наивной девушки. Еще бы. Его ведь застали на месте преступления. С кинжалом, воткнутым в грудь Лилианы. И совершенно никого не волновало, что при подобной ране не могло натечь столь много крови. По крайней мере, так быстро.
— В подвал его, — коротко приказал Юлиус, полностью игнорируя все обвинения.
Естественно Тима был совсем не ровня обученным бойцам, тем более, что их было больше. И ни крики, ни попытки заверить Далофа, что он ни в чем не виноват, не возымели никакого эффекта. Тиму просто подхватили под руки и поволокли по коридору, мимо притихшей и испуганной прислуги. Мимо молчаливых рабов.
Тима кричал, брыкался, матерился, взывал к совести своих конвоиров. Но это не вызывало никакого эффекта. Те лишь молча тащили его вперед. Молчала и прислуга. Молчали и рабы. Лишь изредка до слуха попаданца доносились чьи-то негромкие всхлипы.
А потом по коридору начал расползаться шепот: «Убили», «хозяйку зарезали», «прямо в доме», «ее гость, чернявый такой», «как же мы теперь-то?». Он крался за спиной у Тимы, долго не решаясь обогнать. Но, потом, как-то вдруг вырвался вперед, нарастая, подобно морскому прибою. Только вот, прибой рано или поздно затихает, откатывается назад, дабы вновь вернуться. А тут нет — шепот нарастал, в конце концов превратившись в, сначала одиночные, а после и массовые выкрики:
— Убийца!
— Сволочь!
— Она же тебе доверяла!
— Как ты мог!?
Верные слуги, узнав о смерти хозяйки, тут же, даже не разобравшись в ситуации, начали оскорблять Тиму.
Именно эти, совершенно незаслуженные, обвинения и посеяли в его душе семена злобы. Злобы на этих бестолковых, необразованных людей, что готовы растерзать человека только потому, что его ведут под конвоем. Логика простая: раз ведут, значит виновен.
Слуги посеяли семена, они же и знатно их удобрили. Но вот всходы эти семена дали уже благодаря одному из стражников, которому, наверное, показалось, что Тима недостаточно расторопен. Он больно пнул попаданца по голени и злобно прорычал:
— А ну шагай, скотина, а то смотри, мастер Юлиус ничего не говорил насчет того, чтобы тебя целым и невредимым довести.
Ненавистное имя вконец переполнило чашу терпения Тимы. Он вдруг понял, что все эти крики: его и прислуги, все эти попытки оправдаться, все это пустое. Есть предатель, который заслуживает самой жуткой смерти, которая только может быть. И есть те, кто ему служит, а значит они тоже виноваты.
Тима резко остановился. Солдаты, что привыкли к тому, что он, хоть и нехотя, но все же переставлял ноги, на миг сбились с шага. Этого попаданцу хватило, чтобы, резко дернувшись, оцарапать своим серпом-кинжалом руку одного из стражников. Пустяковая, казалось, царапина. Но этого хватило, чтобы душа бойца рассталась с телом и перетекла в кинжал.
Первый солдат еще оседал на пол, а Тима уже вырвал свою руку с кинжалом из его ослабевших пальцев. Резкое сближение с тем, что вцепился в его правую руку. Еще один удар. Еще одна душа в клинке.
