Мир был двухцветным — рыжим и чёрным. Факел рассыпал трескучие искры, больше чадил, чем горел, неверный свет создавал тени, что жутчее ночной темноты.
Одно из многих затерянных в этом Лесу поселений. Имени у него нет, зато есть частокол с башнями-вышками, сделавшими бы честь и городку впятеро крупнее.
Частокол приходится подновлять почти каждый год, хотя сложен он из вечной лиственницы, которую не берут ни гниль, ни жуки-древоточцы.
Терем — башня над воротами, оборудована бойницами для стрельбы. Кое-где в брёвна врезаны магически обработанные пластины стекла, позволяющие видеть сквозь ночь и деревья странных существ. Дома Искусников и Вечно Живых немало берут за свою работу, но оно того стоит.
Игвар наклонился вперёд и плюнул в бойницу. Парень храбрился. Скрывшись в темноте, он посматривал в сторону освещённого участка дороги. Не впервые на тереме дозор несёт, но всё равно жутко. Лес прячет чудовищ.
Давным-давно повержен Дом Матери Зверей, но странные твари всё ещё рождаются в Лесу, бродят, жрут друг друга и людей. Старики твердят своё о недобрых приметах.
Этой весной стенолом утащил зазевавшегося лесоруба, да саблерукие двух баб на пристани посекли. Упыри убили двух оборотней и ребёнка из соседней деревни.
Многовато для лета. Обычно Стая в тёплое время года отдыхает, нападает же зимой. Может быть, и вправду "скверные времена грядут", как бают старики?
Игвар вздохнул и погладил приклад арбалета. Скорей бы смена, глаза слипаются, несмотря на страх. Парень бросил ещё один взгляд через пластину…
И замер.
Неверное движение на самой границе вырубки — почудилось или нет? Как будто некая тень проскользнула в кустах, почти не тревожа веточки.
Вот, опять!..
От мрака отделилась его часть, лохматый бесформенный клок ночи. Лютой зеленью вспыхнули глаза. Чудовище с неторопливой уверенностью направилось к частоколу.
Волк!..
Игвар сглотнул, разглядывая тварь. У страха глаза велики, в первое мгновение волк показался ему гигантом, но потом страж понял, что зверь не лишь чуть больше обычных здешних "лесных братьев". Так, примерно до пояса взрослому человеку в холке.
Тварь остановилась прямо напротив него и рыкнула — негромко, но голос сотряс даже кости.
— Джерф, скотина серая. То есть чёрная.
— Испугался? — с усмешкой прорычал волк.
— Есть немного, — притворяться нет смысла, оборотень, конечно, учуял его испуг.
— Сейчас испугаю ещё больше. Стая идёт.
Игвар сглотнул и потянулся к переговорному барабанчику. Чуть пристукнул пальцами, пробуждая магию, связывающую тонко выделанную кожу с такой же в караулке.
— Лестницу сбросить? Или так залезешь?
Джерф пропетлял между кольями и ямами, усеивающими подходы к стене, подошёл к частоколу вплотную и буквально пошёл вверх, запуская когти в дерево.
— Слухам, — ответили наконец на караулке.
— Джерф вернулся. Говорит, Стая идёт.
— Чичас будем, — отозвался барабанчик. Джерф долез до бойницы, казалось, слишком узкой для того, чтобы туда пролезла даже деревенская шавка, но огромный оборотень как-то просочился. Встряхнулся и сгорбился, морда его поплыла, как глина в руках малого, шерсть начала втягиваться, тихо заскрипели кости…
Игвар отвернулся, чтобы убедиться, что Джерф не притащил Стаю на пятках — да и смотреть на превращающегося оборотня удовольствие невеликое.
— Шо трапылося? — поинтересовались со спины, и Игвар с перепугу едва не выпал из бойницы. Дядька Елец удержал железной дланью, сам изучил пространство около крепости и повернулся к оборотню, который уже принял свой человеческий облик.
Джерф, коренастый черноволосый парень с зеленью в глазах, одёрнул свою шкурку — волшебную одежду, которая превращалась вместе с ним. Переступил босыми ногами по холодным брёвнам, пошевелил челюстью, несколько раз клацнул зубами.
— Ну, олюдел? — поинтересовался Елец. — Давай, сказывай — что, где.
— Стая идёт, — хриплым рыкающим голосом сообщил Джерф. — Упырей десятка три, стеноломы, лешие, саблеруких не видел. Зато есть харкуны и блазни.
Игвар понял, что его трясёт от волнения и страха. Бой!.. Стая не болтается зазря такими крупными силами. А харкуны и стеноломы — это осада. А блазни — знак того, что осада лёгкой не будет.
Елец, невозмутимый и неколебимый, уже бормотал в барабанчик.
— Труби, — буркнул он, оторвавшись от переговорного устройства. Игвар шагнул к вделанной в стену трубе, наклонился к мундштуку, губы обожгло холодом металла, или, может, магией.
Раздавшийся глас трубы был жалок и невнятен и ясно давал понять, что дующий в неё, гм, испугался. Игвар отпрянул, беззвучно выругался, облизал горящие губы — всё-таки магия!.. — и, набрав полную грудь воздуха, как следует дунул.
Рёв прокатился по деревне, волной перехлёстывал через крыши, пробегал переулками. Тряхнул опоры крыльца дома старосты и обратил в пыль веники трав, повешенные сушиться под стрехой ведьминой избушки.
Взвыли собаки, закаркали зобаны, лошади тревожно захрапели в конюшнях. Заполыхали факелы, обычные и магические. Послышались тревожные голоса.
Факелы шатнулись и потекли по улицам, складываясь в огненные реки, распадаясь на потоки и ручейки. Деревенские мужики расходились по стенам, шевеля могучими плечами, облитыми металлической чешуёй, вскидывая мечи и секиры. Женщины прятались в подвалах, визгливыми пресекающимися голосами сзывали детей. Другие, препоручив чад подругам, вздевали защитные куртки из лёгкого зачарованного дерева, тягали тетивы арбалетов и проверяли обоймы быстрострелов. Парубки отчаянно храбрились, скрывая дрожь, девушки визжали, суетились… тоже не все. Некоторые поглядывали на сверстниц с превосходством да знай оправляли брони, туже укладывали косы вокруг голов — такой "шлем" может и от несильного удара защитить, если что.
