Бабочка на огонь

«Старый я стал, — подумал кинорежиссер Артем Басманов. — Работать не хочу, а созерцать нравится».

Лежал он в длинном плетеном кресле, в котором можно было удобно вытянуть ноги, в соломенной шляпе, с вкусной сигаретой в руке, накрытый клетчатым пледом: его принесла и заботливо укрыла мужа Леночка, на которой Басманов семь лет назад женился. Позади него стоял большой каменный дом — почти такой же, как у других важных соседей по поселку, расположенному недалеко от Москвы. Перед глазами и вокруг Артема стелилась березовая роща. В ней раздавался монотонный звук топора. Это нанятый рабочий, молодой немой парень, к тому же больной даунизмом, избавлял рощу от старых деревьев. Парня звали Сережа.

Деревья хвойных пород — лохматые ели и сосны, похожие на столбы, — Басманов не любил за тучи комаров, их населяющих, и за вампиризм, который, по свидетельствам ученых, эти деревья проявляют по отношению к человеку. Больше всего старому, но моложавому режиссеру хотелось бы иметь в своих владениях липовую аллею — шикарно долгую, с могучими, высокими деревьями по обеим сторонам не широкой, но и не узкой дороги. Чтобы и конь мог по ней проскакать, и карета прокатиться, и машина проехать, не задеть за чудесно вырезанную столетиями кору лип, ну и сам, конечно, чтобы мог прогуляться.

«Для этого мне нужно было родиться в прошлом веке и желательно — князем, например, Юсуповым», — думал режиссер, но и на свою судьбу не обижался.

Пусть время больших свершений миновало, слава осталась при нем. Фильмы, снятые Басмановым, часто показывали на всероссийских экранах, его имя неизменно фигурировало в составах почти всех киношных жюри, недавно, от нечего делать, он издал культовую книгу воспоминаний о себе и о своих женах, знаменитых только знакомством с ним. Чего еще ему было желать? Разве что какой-нибудь обыкновенной, простой мелочи. Докурить, например, эту вкусную сигарету, досмотреть закат за рощей, дослушать соловья.

Удар топора сзади по голове, в которой было много мыслей о бренности существования, не позволил уже убитому режиссеру сделать ни первого, ни второго, ни третьего. Его жизнь раскололась, как голова, как большой кокосовый орех из рекламы шоколада «Баунти». Несмотря на то, что красивый плод с пальмы, упав, разбился на две одинаковые по размеру половинки, жизнь режиссера Басманова раскололась на две части неровно. Одна часть была, собственно, почти вся жизнь, вторая — ее несколько последних минут, в течение которых перестало биться сердце, кружиться по телу кровь.

— Я только молю бога, чтобы он ничего перед смертью не понял, — плакала через неделю на плече у Златы молодая жена убитого режиссера, которую он звал не иначе как Леночка.

«Леночка, передай соль, пожалуйста», «Давай пить чай», «Что тебе подарить на день рождения, Леночка?», «Я пойду в сад встречать закат, Леночка».

— Вот и встретил последний в своей жизни закат, — со скорбью в голосе сказала Злата — единственная дочь убитого режиссера, поглаживая худенькие плечи Леночки.

Молодая вдова зарыдала еще пуще — в голос. Чтобы прекратить истерику — сама еле сдерживалась, — Злата напоила Леночку снотворным и уложила в кровать, ласково сказав: «Утро вечера мудренее». Леночка заснула моментально и крепко, но и во сне, и в горе выглядела просто великолепно.

Злата вспомнила, как интересно вела себя Лена на похоронах — не плакала, а тихо скулила, время от времени вскрикивая: «Не пущу, Артем Сергеевич, не пущу» или обращаясь к сыну: «Трогай папу, Гриша, гладь».

Такое Злата видела впервые, думала, что в подобной ситуации вдовы каменеют или бурно рыдают. Как будущий режиссер, Злата была благодарна Леночке за этот вид горя.

В кабинет знаменитого отца Злата поднималась медленно. Казалось, открой она дверь, и восседающий за массивным дубовым столом дух режиссера, не отрывая взгляда от экрана монитора, спросит ее нетерпеливо: «Зачем пожаловали, коллега?»

— За советом, — ответит ему дочь и проскользнет потихоньку в уголок.

Там стоит большое кожаное кресло ручной работы: его подарили отцу в Мексике на фестивале латиноамериканских фильмов. Сначала, прямо на сцене, усадили уважаемого режиссера в кресло — коричневое, с индейскими мотивами, потом на кресле пронесли по всему залу, под аплодисменты зрителей. Момент был очень интересный, его даже показывали в советской программе «Время». Злате тогда было всего десять лет, но она смогла понять величие Басманова, начала боготворить отца. Кресло же, «приехавшее» вслед за режиссером из Мексики, обрело для нее поистине королевский смысл — величия и почитания, власти и славы.

С тех пор Злату было из кресла не вытащить.

Двадцатисемилетняя женщина, тоже режиссер, Злата Басманова и сейчас бы заняла свое законное место в уголке, да дела и время не располагали к воспоминаниям. Уверенным шагом она направилась к компьютеру отца, быстро защелкала мышкой по осветившемуся экрану, начала читать главы второй, еще не напечатанной книги воспоминаний режиссера Басманова. Рабочее название мемуаров звучало так — «Между прошлым и будущим».

В гостиной на первом этаже дома весело закричал мальчишка — позвал маму. Это Гриша — сын ее юной мачехи прибежал из сада. Злата заторопилась — в поисках матери брат мог подняться в кабинет отца. Вход ему сюда, как и ей, никогда не был заказан. Когда Гриша открыл дверь, Злата уже почти все сделала.