ГОРЕЛИК СЛАВА, авантюрист, 30 лет
НАТАША (Какаша) СВЕТЛЯКОВА, секс-рабыня, 23 года
ПОЛ ФЭЙМОС, он же барон Павел Фамус, мэр и президент банка «Дип Чазм», 70 лет
СОФИ, его дочь, 18 лет, член олимпийской команды по лыжам; на выданье
АЛЕКС МАММ, он же Алексей фон Молчалин, управделами банка «Дип Чазм», лыжник-неудачник, 25 лет
ГРАФ ДЖИН ВОРОНЦОФФ, «Жека», электрик и владелец магазина «Уорренти оф Фёрст Класс энд Электрик Рипэар»,[1]40 лет
КНЯЗЬ НИК ОЛАДА, «Колян», водопроводчик и владелец магазинчика «Эвриcинг ю нид энд Пламинг»,[2]40 лет
ГАБИ НАРД, он же князь Нардин-Нащокин Гавриил, обеспеченный пенсионер, моралист, 65 лет
МАДАМ ЛИДИ, его жена, обеспеченная пенсионерка, сплетница, 42 года
МИМИ КАЙСЫНКАЙСАЦКАЯ-СОММЕРСЕТ, светская дама и всеобщая «грандмаман», за сто
РЕПОРТЕРЫ, парочка шустрых шакалов пера
ГОЛОС ПОЛКАНА
ФАНТОМ НЕМ
Жители поселка Бёрчтри Вэллн (Березань), лыжники и туристы
Перед началом действия все персонажи появляются перед занавесом, для того чтобы сделать своего рода стихотворные заявки на участие.
Гладким ходом, по-светски, выкатывается престарелый бонвиван Пол Фэймос.
ФЭЙМОС.
Я с детства полюбил овал,
Владыкой стал горы, долины,
Богач, банкир, но фёрст оф олл
[3]Создатель рифмы удлиненной!
Родная рифма, русских жар,
Ты помогла во время оно,
Когда нас голод рьяно жрал
И запивал слезой соленой.
Отцы – московские тузы,
А мамы – светские эстетки,
Поклонницы charmante musique,
[4]Здесь все работали, как тетки.
Теперь я стар, души гроза
Гремит все крепче. Русским ясно:
Мы основали Березань,
Нью-Гемпшира цветущий ясень!
(Отходит в сторону.)
Бурно, словно на трассе скоростного спуска, к занавесу вылетает Софи Фэймос.
СОФИ.
Мне минуло осьмнадцать лет!
Не знает сердце боли,
Когда несусь, как самолет,
Нью-Гемпширским привольем!
Я чемпион олимпиад!
Секунды, не спешите!
И, как поет Эдит Пиаф,
«Любовь мне в ухо дышит»!
(Отходит в сторону.)
Появляется корректный молодой человек, не лишенный, правда, некоторой косолапости, что появляется у лыжников на плоской поверхности, Алекс Мамм.
МАММ.
Уймитесь, волнения страсти.
Я щелкаю секундомером.
Поднимем шипучего «Асти
Спуманте»! Нас ждут гондольеры.
Как тренер, а также мужчина,
Я в сердце сижу чемпионки.
Пусть я молчалив, как машина,
Любовь – не резервная шина,
А вечности ласковой чётки.
(Отходит в сторону.)
Энергично, чтобы не сказать фривольно, на кресле-каталке с привязанным к спинке воздушным шариком, выезжает Мими Кайсынкайсацкая-Соммерсет.
МИМИ.
Мне с чем-то сто, и с чем – немало.
Век декадентства миновал.
Вглядись в неровный слой эмали,
Не там ли бродит минотавр?
Что ты, что ты, что ты, что ты?
Я солдат девятой роты,
Тридцать первого полка!
Ламца-дрица-ца-ца!
Мечты о дальних светозарах
Нас уносили на века,
Когда шалили в дортуарах,
Не ведая большевика.
Что ты, что ты, что ты, что ты?
Вот корнет в одних ботфортах
Кавалергардского полка,
Ламца-дрица-ца-ца!
Какие были джентльмены!
Плясали Пат и Паташон!
И проплясали все пельмени,
Лишь гадский вьется запашок.
Что ты, что ты, что ты, что ты?
Я из пятой разведроты
Конницы пролетарьята,
Пасть пахучая разъята.
Здесь не терпят гордеца,
Ламца-дрица-ца-ца!
(Откатывает в сторону.)
Сдержанно, томно проходит местный электрик граф Воронцофф.
ВОРОНЦОФФ.
Нам внятно все – и острый галльский смысл,
И сумрачный германский гений,
Но русский ток пока еще не смыл
Плевел злокозненных поползновений.
В родной глуши я весь аристократ,
Распространитель качеств и количеств.
Как был среди философов Сократ,
Таков и я по части электричеств.
Включая вечером в квартире свет,
Вы вызываете одно из таинств.
Сей тайны не постиг ни Ист, ни Вест,
Как непостижно то, что вносит аист.
(Отходит в сторону.)
На манер московского пьянчуги-работяги по сцене косолапит местный водопроводчик князь Олада.
ОЛАДА.
Моя маман, равно и мой папа,
Унверститетов не кончали.
Вода моя текла, бурля, сопя,
Трубу нащупала упрямая стопа,
Наш княжий дух мне пел виолончелью.
На родине ужасных праотцов
Я увидал своих коллег воочью.
Зачистили мы дюжину концов;
Таков наш брат, Москвы водопроводчик!
От них я научился красоте
И краткости гулаговского сленга.
Сквозь ржавчину вода текла, рассвет
Нас пробуждал, словно детей в пеленках.
Теперь вставай, смири же боль в коленках!
И будет там вода, и твердь, и Божий свет!
(Отходит в сторону.)
Как пара доберманов, на сцену выскакивает пара репортеров.
РЕПОРТЕРЫ.
Воспитанники школ престижа,
Больших амбиций молодежь,
Горбатим тут средь горной стужи
И русский слушаем скулеж.
Такие выспренные рожи!
Тут впрямь становишься Толстым,
Но репортеры скачут с грыжей
И задницу бодрят хлыстом.
(Отходят в сторону.)
Походкой светского человека, маскирующей порядочную склонность к сплетне, с тросточкой появляется Габи Нард.
НАРД.
Один стоит под гнетом коромысла,
Другой горазд в перестановке смысла,
Но смешивать два этих ремесла
Есть тьма охотников – я не из их числа.
Свет, как всегда, сквозь сплетни волочится,
А я, как истовый нравоучитель,
В любом злословье, к коему влечете,
Ищу мораль и вот живу в почете.
Как ветеран компании известной,
Я укрепляю стены вам известкой,
И вот наш дом по зимам и по веснам
Нетлен стоит и одобряет сосны.