На другой день после того как жена Дагобера была отведена комиссаром к прокурору, на площади Шатле происходила шумная и живая сцена, как раз напротив дома, первый и второй этажи которого были заняты обширными залами ресторации под вывеской «Сосущий теленок».
Кончалась ночь со среды на четверг масленичной недели. Из всех кабаков, расположенных в квартале Ратуши, выходили после танцев многочисленные небогато и уродливо наряженные маски, пересекая с пением площадь Шатле. Видя, что по набережной к ним спешит другая группа ряженых, маски остановились, радостно горланя, чтобы подождать вновь прибывающих, в надежде помериться с ними в словесной дуэли площадных острот и непристойных шуток, которые обессмертили имя Ваде. Вся эта толпа была более или менее подвыпивши, но вскоре к ней невольно начали присоединяться люди, направлявшиеся, как всегда, рано утром на работу. Такое скопление народа на одном из углов площади задержало, в свою очередь, бледную и уродливую девушку, которая в эту минуту пересекала площадь. Это была Горбунья. Она встала с рассветом, чтобы пораньше взять заказ на белье у клиентки, для которой она шила. Понятно будет беспокойство молодой работницы, когда, попав против воли в эту развеселую толпу, она вспомнила о жестоком приключении, случившемся с ней накануне; но несмотря на все ее, увы, слабые усилия, она не могла сделать ни шагу, так как со всех сторон прибывали все новые и новые маски, и толпа подхватила ее своим течением и понесла по направлению к ресторации. Вновь прибывшие маски были одеты гораздо богаче: они принадлежали к непоседливому и неунывающему классу завсегдатаев Шомьер, Прадо, Колизея и прочих танцевальных зал, где собираются студенты, продавщицы, коммивояжеры, гризетки, модистки и т.п.
Последние из прибывших масок, обмениваясь беглым огнем острот с ранее собравшимися, казалось, поджидали с большим нетерпением прихода какой-то желанной особы. Следующие разговоры между всеми этими Пьеро и Пьереттами, турками и султаншами, дебардерами и дебардерками и другими подобными парами указывали, что ожидались весьма важные персоны.
— Они заказали ужин к семи часам утра. Им пора бы уже быть здесь.
— Похоже, Королева Вакханок захотела принять участие в последней поездке в Прадо.
— Ну, если бы я знал это, то не ушел бы и остался посмотреть на мою обожаемую Королеву.
— Гобине! Если вы еще раз назовете ее обожаемой Королевой, я вам исцарапаю физиономию, а пока вот вам щипок!
— Селеста!!! Отстань!.. Ты портишь синяками натуральный атлас, которым украсила меня мамаша при рождении.
— Как смеете вы называть Вакханку вашей обожаемой Королевой! А я тогда что же для вас?
— Ты… ты обожаемая мной… но не Королева! На ночном небе одна луна, так и ночью на Прадо одна Королева!
— Скажите-ка… Убирайся, ничтожество ты этакое!
— Гобине прав!.. Сегодня ночью она была чудо как хороша, наша Королева!
— И в ударе!
— Я никогда не видал ее более веселой!
— И что за костюм! Просто головокружительный!
— Погубительный!
— Ошеломительный!
— Оглушительный!
— Ослепительный!
— Только она одна способна придумать подобное!
— А танцует как?
— О! Какой-то бешеный пляс, в то же время и грациозный, движения волнисты, точно у змеи. Нечего сказать, другой такой баядерки не сыщешь под небесным сводом.
— Гобине! Подайте сейчас же мою шаль. Вы уже достаточно ее мяли, устроив из нее пояс на ваше толстое брюхо! Я не желаю портить вещи для толстых болванов, которые других женщин называют баядерками!
— Ну, полно, Селеста, успокойся: ведь я турок, а потому если и говорю о баядерках, то остаюсь в рамках своей роли или около того!
— Эге, Гобине! Твоя Селеста не лучше других: она тоже завидует Королеве Вакханок.
— Я завидую? Я? Еще бы! Если бы я только захотела сделаться такой бесстыдницей, так и обо мне бы не меньше кричали!.. Да и почему она стала столь знаменитой! Из-за прозвища!
— Ну, а что тут тебе завидовать? Селеста… — значит небесная!
— Вы хорошо знаете, Гобине, что Селеста — мое имя!
— А глядя на тебя, подумаешь, что тебе его по ошибке дали!
— Гобине! я тебе все это припомню!
— А Оскар поможет тебе все это сложить? Не правда ли?
— Конечно… и вы увидите сумму… Одного я вычту, другого приложу… только это будете не вы!
— Селеста, вы меня терзаете! Я хотел только сказать, что у вас по шерсти и кличка и что к вашей прелестной мордочке вполне пристало небесное имечко. Ты ведь, проказница, не хуже Королевы, только совсем в другом роде!
— Нечего теперь подлизываться, злодей!
— Клянусь тебе ненавистной главой моего домовладельца, что если бы ты захотела, так у тебя было бы столько же самоуверенности, что и у Королевы Вакханок… А это немало.
— Да! В этом у нее недостатка нет, у вашей Вакханки!.. Что же до самоуверенности, ей не занимать!
— А главное, она обладает даром очаровывать полицейских!
— Умеет завораживать сержантов.
— Напрасно они пытаются разозлиться, все кончается смехом!
— Да, и они все зовут ее Королевой!
— Сегодня ночью она явно околдовала этого полицейского, чья невинность возмутилась, было, одним коленцем, которое она выкинула в фигуре «Бурного Тюльпана».
