Звучащий след - [51]
— Мне нужно кое-куда, — и я кивнул в сторону уборной, которую осаждала целая толпа. — Твой журнальчик еще при тебе?
Эрвин так и подскочил.
— Оставь меня. Отвяжись, — попросил он раздраженно.
Не успел я подставить руки под струю, как меня оттолкнул Гарри, который приволок старика.
— Вымой грудь напоследок, сволочь, — и он толкнул упиравшегося старика под струю воды.
— Бей меня, скотина, забей меня до смерти, коли хочешь, — прохрипел старик.
Эрвин бросился обратно в барак, видно боясь снова услышать свист плетки. Мы, как можно быстрей, заправили постели, проглотили по ломтику сухого хлеба и ринулись во двор. Нас построили и тут же рассчитали по порядку номеров. Потом еще и еще раз. Мы едва успевали поворачивать голову влево, выкрикивая свой номер. Проволочное заграждение так и мелькало у нас перед глазами, а головки астр слились в пламенеющую черту. Перекличка шла с такой бешеной быстротой, словно жизнь наша зависела от каждой выигранной секунды. Гарри подошел к какому-то эсэсовцу, которого я еще не видел, и отрапортовал:
— Заключенные выстроены в полном составе! Один человек выделен на работу вне лагеря.
Эсэсовец окинул нас недовольным взглядом, повернулся спиной и принялся насвистывать модную песенку. Гарри вынул из заднего кармана брюк свой блокнот и принялся усердно его листать. Я стоял навытяжку, не сводя глаз с березы, росшей на опушке леса. Взгляд мой быстро скользил по стволу — снизу вверх, сверху — вниз — черное пятно, белое пятно, черное — белое… Гарри все еще перелистывал блокнот в поисках чьего-то имени. Кого же он назовет? Эсэсовец насвистывал: «Снова зацветет белая сирень». Темная крона березы раскачивалась на ветру.
— Иозеф Райнер, на полевые работы! Шаг вперед! — скомандовал Гарри и, не переводя дыхания, выкликнул: — Политические, к велодрому бегом марш!
Я еще успел увидеть, как старик, опустив голову, брел, спотыкаясь, впереди охранника, и, схватив за руку Эрвина, который стоял, словно окаменев, и смотрел им вслед, я потащил его за собой.
— Беги, черт! — крикнул я на него.
Стараясь догнать передних, мы побежали к железному катку высотой в человеческий рост. На его дышле — огромном, грубо обтесанном бревне — были укреплены три поперечных рычага. По обе стороны от катка возле каждой перекладины стояло по три человека. К катку была подвешена борона. Увидев борону — железную решетку с острыми вдавленными в землю зубцами длиной в руку, — я понял, какая работа нам предстоит. «Велодром» — полоса глинистой земли метров в двести длиной — был почти такой же ширины, как каток.
— Давай! — заорал Гарри еще издалека. Схватившись за перекладины, мы подняли дышло вверх. Эрвина мы с Ахимом поставили между нами.
— Марш! — приказал Гарри.
Метр за метром мы, надрываясь, тащили каток, утрамбовывая вязкую глину; метр за метром борона, подвешенная к катку, снова разрыхляла ее.
Мы могли бы с таким же успехом уснуть или умереть. Результат нашей работы все равно остался бы неизменным до второго пришествия. Уголовники, которые окучивали и выпалывали грядки, были, надо полагать, счастливы — ведь они всего только уголовники, не политические.
Короткий резкий треск взметнулся над проволокой. Мы замерли, повернув головы к лесу.
У Нетельбека вырвался какой-то клокочущий звук — ужас перехватил ему горло.
Эрвин вызывающе поднял подбородок и уставился в разорванные облака.
— Иозеф уже покончил со всем. Для него тысячелетняя империя миновала.
Широко расставив ноги, Гарри стоял возле клумбы и крикнул нам в сложенные рупором руки:
— Пошли!
Мы всем телом налегли на перекладины. Каток заскрипел. Красные астры, словно пятна крови, алели на клумбах.
Так, изо дня в день, из недели в неделю прокладывали мы нашу бесконечную дорогу. Изредка появлялся Гарри, чтобы убедиться в том, что мы не сидим сложа руки.
И вот однажды, когда мы тянули каток, силы покинули Эрвина. Он потерял сознание. Еще не зная, в чем дело, я подумал, что виноват в этом Гарри, которому Эрвин, следуя общему примеру, наверное, отдал свой завтрак. Мы с Ахимом до тех пор молотили Эрвина руками и ногами, покуда наконец боль не заставила его очнуться… В ту же минуту появился Гарри. Поскребывая свое изуродованное ухо, он долго смотрел на Эрвина.
— Устал? — спросил он коротко. — Да ты, я вижу, маменькин сынок.
— Парнишка один из лучших работников во всей нашей бригаде, — сказал Ахим. — У него живот схватило. Со всяким случается.
Не в силах вымолвить слово, Эрвин кивнул. Он старался казаться здоровым и бодрым. Гарри посмотрел на небо, на бледное солнце, просвечивавшее сквозь облака.
— Ровно через час мы кончаем. Придется тебе потерпеть. — И он неторопливо полез в карман брюк, где лежали карандаш и блокнот.
— Потерплю, разумеется, — пролепетал Эрвин, замирая от страха.
Я заметил, что у Эрвина какие-то дела с Нетельбеком, которые он скрывает от нас с Ахимом. Невероятно, но он отдавал бывшему врагу свою еду. Ничего не сказав Ахиму о моем открытии, я решил узнать, в чем причина странного поведения Эрвина.
Однажды за обедом, увидев, что он снова отдает Нетельбеку половину своей порции, я последовал за ним до дверей умывальной. Прильнув к щели, я увидел, что Эрвин долил свой котелок водой, взболтнул его содержимое и начал пить жадными глотками. Но почему же он делится едой с Нетельбеком? Что заставляет его истощать себя? Долго так продолжаться не может. Скоро имя его появится в блокноте у Гарри. Не успел Эрвин завернуть кран, как я отошел от дверей и уселся на скамью, уткнув голову в ладони. Сквозь растопыренные пальцы я внимательно наблюдал за Эрвином.
