Звонок покойнику - [11]

– Но он любил Брехта, не так ли? Он очень интересовался гастролями «Берлинер ансамбль» в Лондоне.

Она посмотрела на него, потом внезапно улыбнулась. Впервые Смайли увидел эту улыбку. Она была пленительной; лицо ее засияло, как у ребенка. Смайли на мгновение представил, какой она была в детстве – неудавшийся мальчишка, проворный, тонкий, похожий на гадкого утенка. Полуженщина, полудевочка, говорливая обманщица. Он представил ее лукавым подростком, независимую, как дикая кошка, потом – голодную, съежившуюся в концлагере и цепляющуюся за жизнь любыми средствами. Эта патетическая улыбка напоминала то светлую невинность, то грозное оружие, используемое в борьбе за выживание.

– Боюсь, что причина этого звонка покажется вам смехотворной, – сказала она. – У меня очень плохая память, просто ужасная. Когда я иду прогуляться, то постоянно забываю сделать необходимые покупки, или, например, назначаю встречу и, как только кладу трубку, сразу об этом забываю. Я приглашаю друзей к себе на уик-энд, но когда они приходят, дома никого нет. Иногда, когда мне просто необходимо не забыть что-нибудь, я звоню в центральную и прошу, чтобы мне позвонили в назначенное время. Это как узелок на память, но узелок не может вам позвонить, так ведь?

Смайли проницательно посмотрел на нее. В горле у него пересохло, и, проглотив слюну, он спросил:

– И по какому поводу этот звонок, миссис Феннан?

И снова чарующая улыбка:

– Проблема в том… что я абсолютно не помню.

Глава пятая Мастон в огнях рампы

Смайли не спеша ехал в Лондон, совершенно забыв о присутствии Менделя.

Было время, когда Смайли расслаблялся, ведя машину, находя в нереальности длительного уединенного путешествия шанс отдохнуть своему беспокойному мозгу, так как усталость, приходящая после долгих часов езды, предоставляла возможность отвлечься от более серьезных проблем.

То, что он больше не может так укрощать свой мозг, наверное, было одним из неуловимых признаков зрелости. Сейчас он прибегал к мерам более суровым: однажды он даже пытался представить себя в европейском городе, отмечая, к примеру, магазины и дома Берна, перед которыми он прошел бы по дороге из собора в университет. Но, несмотря на эти энергичные умственные упражнения, тень действительности преследовала его и охотилась за его мечтаниями. Его спокойствие похитила Энн, придававшая большое значение действительности, научившая мужа осознавать реальность; и в конце концов, покинув Смайли, она лишила его всего.

Он и мысли не допускал, что Эльза Феннан убила своего мужа. Должно быть, инстинкт заставил ее защищать и накапливать ценности жизни, воздвигнуть вокруг себя символы обыденного существования. В ней не было никакой агрессивности, кроме желания защитить свои приобретения.

Кто знает? Как там у Гессе: «Странная вещь: в тумане каждый блуждает в одиночестве. Ни одно дерево не знает своего соседа, каждое само по себе». Мы не знаем ни тех, ни других, вздохнул Смайли. Как я могу осуждать Эльзу Феннан? Я могу понять ее страдания, ее выдумки, которые диктует ей страх, но что я о ней знаю? Ничего.

Мендель показал на указатель:

– Вон там я живу. Митчем. Это в самом деле недурно. Мне надоела неустроенность. Там я купил себе приличный домишко, чтобы в нем отдохнуть после отставки.

– Отставки? Вам еще долго ждать.

– Да. Три дня. Потому-то мне и доверили это дело. Все просто. Никаких осложнений. Дайте это старому Менделю, он все равно все испортит.

– Постойте, постойте. Я полагаю, что в понедельник мы оба станем безработными.

Он высадил Менделя у Скотланд-Ярда и поехал на Кембриджскую площадь.

Войдя в здание, он понял, что все уже в курсе; он понял это по выражению их лиц, по неуловимому изменению взглядов и поведения. Он направился прямо в кабинет Мастона. Когда он вошел, секретарша быстро подняла голову.

– Советник у себя?

– Да, он вас ждет. Он один. На вашем месте я бы постучала и вошла.

Но Мастон сам открыл дверь и пригласил Смайли. На нем был черный пиджак и полосатые брюки. Вот и пришел конец безвкусной элегантности, подумал Смайли.

– Я пытался с вами связаться. Вы получили мое сообщение? – спросил Мастон.

– Да, но я не имел возможности вам ответить.

– Не понимаю.

– Так вот, я думаю, что Феннан не застрелился. Я уверен – его убили. Я не мог вам это сообщить по телефону.

Мастон снял очки и ошарашенно посмотрел на Смайли.

– Убит? С чего вы взяли?

– Феннан написал письмо в десять тридцать вчера вечером, если верить времени, указанному на письме.

– Ну?

– Так вот, в девятнадцать пятьдесят пять он звонил в центральную, чтобы заказать звонок на сегодняшнее утро. На восемь тридцать.

– Откуда, черт возьми, вы это знаете?

– Я был в доме, когда звонили с центральной. Думая, что звонят из управления, я снял трубку.

– Откуда у вас такая уверенность в том, что разговор заказывал Феннан?

– Я проверял. Телефонистка из центральной прекрасно знает голос Феннана. Она утверждает, что вчера вечером, в без пяти восемь, звонил именно он.

– Они что, знали друг друга?

– Да нет же, они по случаю просто обменялись когда-то любезностями.

– И из этого вы делаете вывод, что его убили?

– Я разговаривал с его женой по поводу этого звонка…