Звонок на рассвете - [13]

«Вот, — иронизировал Почечуев, — сидит, понимаешь ли, клуша... Молодая еще, по фигуре если смотреть... А платком от всего мира отгородилась, как старица-заточница. Делает вид, что кино смотрит. А на меня, одинокого мужчину, небось ни за какие денежки внимания не обратит. Как же... Стар я для нее. И рылом не вышел».

Размышляет таким безрадостным образом Иван Лукич,и вдруг кто-то — толк! — его коленом о колено... «Ну, — думает Почечуев, — до чего засмотрелась на киношку... Аж пинается! А и смотреть-то не на что. Комедия вроде, а людям плакать хочется. С тоски. Ну, что ж, бывает, и комар бодает...»

И вдруг Иван Лукич жаркий такой, шепоток-слышит:

— Простите, больше, не буду... .......

— Не беспокойтесь, девушка! — ответным шепотом радостно выдохнул Почечуев, неимоверно оживившись и повеселев. А сам все-таки, несмотря на восторг, смекает: «Может, она случайно? Или на мою импортную одежду клюнула? За иностранца, чего доброго, приняла?»

И ощутил Почечуев непонятный задор в себе. От прикосновения того женского. Как будто укол взбадривающий получил. Благодарное сердце Ивана Лукича так и встрепенулось!

«Вот так-то, господа арцысты! — обращался мысленно Почечуев к своим обидчикам. — Вы нас хороните заживо, доски мемориальные вешаете, в звоночки непонятные звоните, а нас тут девушки коленями толкают! Мы им, девушкам, — не безразличные еще...»

И тут вдруг опять тихонько так — уть! — коленкой.

— Вон-а-а что... Да здесь, братцы, понимать надо!»

И так как дама на этот раз промолчала, то и решил Почечуев сам голос подать и в свою очередь как бы извиниться.

Наклоняется он тогда почти к самому платку и сипят довольно громко:

— Прош-ш-шения прош-ш-у!

А из-под платка на Ивана Лукича вдруг как глянули глазищи! В это самое время на экране что-то взорвалось. Фейерверк какой-то брызнул. И в глазах дамочки отразился. Так что получилось довольно эффектно. И Почечуеву даже отпрянуть пришлось. От соседки. Как от чего-то невозможного.

Когда из кинотеатра на воздух вышли, отметил Почечуев, что незнакомка не такою уж юной оказалась. То есть особа она еще молодая, лет тридцати, однако не первой свежести и наверняка замужем состояла. И решил тогда Иван Лукич посмелее действовать. Случай в его биографии небывалый подворачивался: уличное знакомство с женщиной. И пошел он на такой шаг всего лишь из любопытства, потому как прежде в кинотеатрах коленками его никогда не толкали. Да и женщина в темноте какой-то несчастной показалась — в своих платках. «Может, ей помощь требуется? И не в таких переделках бывали!» — вспомнил Почечуев дедушку-«дезертира» и отважно сунул гною тяжелую руку под локоток дамочки. А далее и говорит:

— Приглашаю вас в ресторан «Корюшка». Поплавочек такой симпатичный невдалеке. Шампанского выпьем за наше случайное знакомство. А чего? Или такое только в кинокартинах дозволяется?

Молодая особа руку Почечуева из-под локтя культурненько так выпихнула и речь повела совсем не такую, какая Ивану Лукичу грезилась, можно сказать, обидную речь повела.

— Ничего у вас не получится, папаша, — это она Почечуеву преподносит. — Я думала, что вы гораздо умнее, тоньше... А вы, извините, попрыгунчик. Такое не про меня. От шампанского я, пожалуй, не откажусь. Потому что я простыла малость. И нервничаю. А вот остальное — отменяется.

Почечуев, как ни взбудоражен был коленками, но, если честно, ни о чем таком «остальном» даже не помышлял, а потому и вытаращил обиженно серенькие свои глазенапы на высокомерную спутницу. И тут же решил, дабы достоинства не ронять, дать ей, так оказать, оборотку, то есть по ее же методу действовать и что-нибудь вздорное преподнести.

— Стало быть, за ухажера приняли?.. Смотрите-ка. А я уж и не надеялся подобные впечатления производить. Нет, миленькая, ошибаетесь. И спасибо за откровенность. За то, что человека... живого, заслуженного... цените ниже бутылки шампанского. А насчет выпить — почему бы и не согрешить? Кстати, по части способностей денежных... Располагаете? Или на меня одного рассчитываете?

— Располагаю! — прыснула дамочка в ладошку. — Не переживайте.

— Я от вас, уважаемая, большего ожидал. Думал, пожалею, успокою. Сидит, пригорюнилась. Люди-то, случается, в двух шагах от нас погибают... В соседнем, можно сказать, кресле. А за помощью обратиться к соседу — куда там! Самолюбие не позволяет. Напрасно, выходит, беспокоился. Вон вы какая самостоятельная... Да и слава богу!

— Спасибо, конечно. Значит, вы — добрый? Жалеть можете? Не вздумайте отпираться! У меня неприятности. Небольшие, правда... Но все же. Знаете, мне собеседник необходим. И непременно добрый... Не нейтральный, а именно который других понимать способен.

— Не шибко-то я добрый. Как все.

— А мы сейчас проверим. Предлагаю вам тест. Такой вопрос наводящий. Вот вы... Этакий солидный и добрый. С японским зонтиком. Смогли бы вы слабую... симпатичную женщину, более того — жену свою законную, смогли бы вы ее в два часа ночи из дома выгнать? Отвечайте мгновенно, не задумываясь!

— Лично я никого не выгонял... Сами ушли.

— Ну, сами — это сами, добровольно. А Витя меня... силой вытолкал! То есть я тогда поздно пришла, и он меня домой не впустил. В щель со мной разговаривал, так как цепочки не снял. И ногами на меня затопал, как истеричка. А ведь он — мастер спорта по бобслею!