Звонок мертвецу - [11]

— Ну а зачем это делать ее мужу — вообще кому бы то ни было, зачем? Это ведь чуть ли не время ленча. Господи, помоги государственной службе!

— Да-а, знаете ли, это меня тоже озадачивает. Попробуем все же как-то объяснить это. Положим, что Форин Оффис начинает работу поздно, в десять утра. Но и в этом случае Феннану пришлось бы торопиться, даже если бы он встал задолго до восьми тридцати: надо ведь одеться, помыться, побриться, позавтракать, успеть вовремя на поезд. Нет, времени на все это маловато, не успеешь. Разве только жена звонила ему и просила заказать.

— А может, она — того, привирала насчет своей бессонницы? Женщины, знаете, все это любят: ну там недомогания, бессонница, мигрень и прочее. Чтобы мы верили в их бурный темперамент и прочую чепуху. Однако по большей части все это, как правило, одно сплошное надувательство и кокетство.

— Нет, Эльза не могла сделать этот заказ. Она вернулась домой в 10.45. Но даже если допустить, что она не помнит точно, когда пришла домой, то все одно — она никак не могла бы пройти к телефону, не заметив внизу тело мужа. Невозможно поверить в то, что, обнаружив труп мужа, жена поднялась в спальню и заказала себе побудку.

Некоторое время они молча прихлебывали свой кофе.

— Еще одна вещь, — сказал Мендель.

— Какая?

— Его жена вернулась из театра без четверти одиннадцать, так?

— Так она говорит.

— А в театр она ходила одна?

— Не имею ни малейшего понятия.

— Бьюсь об заклад, что не одна. Уверен, что она была вынуждена сказать там кому-то всю правду и поэтому поставила время на предсмертной записке, чтобы обеспечить себе алиби.

Смайли представил себе Эльзу Феннан, ее гнев, ее покорность судьбе. Как-то вся эта версия не вязалась с ее характером. Нет, только не Эльза Феннан, нет.

— А где нашли труп? — спросил Смайли.

— Внизу, у лестницы.

— Внизу, у лестницы?

— Именно. Лежал, растянувшись на полу, поперек холла, а револьвер находился под ним.

— А записка? Где была записка?

— Лежала рядом на полу.

— Еще что-нибудь?

— Да. Чашка с какао в гостиной.

— Здорово! Феннан решил покончить жизнь самоубийством. Он звонит на станцию, просит, чтобы его разбудили утром в 8.30. Затем варит себе какао, оставляет его в гостиной, а сам поднимается наверх, печатает на машинке свое предсмертное письмо. Потом опять спускается вниз и простреливает себе висок, а чашка какао так и стоит невыпитая. Просто один к одному!

— Н-да, что точно, то точно. Кстати, не позвонить ли вам все-таки начальству?

Смайли глянул на Менделя с подозрением.

— Вот и конец такому прекрасному знакомству, — сказал он.

Направляясь к будке с телефоном, он услышал, как Мендель бормотал себе под нос: «Да-да, видимо, тебе всем так приходится говорить». Поэтому-то он улыбался, набирая номер Мэстона.

Мэстон желал видеть его немедленно.

Смайли вернулся назад, к столику. Мендель помешивал вторую порцию кофе с таким видом, словно это занятие требовало от него максимальной сосредоточенности. Впрочем, одновременно с этим он пережевывал большую булку с изюмом.

Смайли встал рядом.

— Мне надо возвращаться в Лондон.

— Вот, теперь кот возвращается к своим голубям. — Мендель резко повернул к подошедшему свое худое, носатое лицо. — Так ведь или нет? — Он говорил передней частью рта, набитого булкой, и, по всей видимости, ничуть этим не был смущен.

— Если Феннан был убит, ни одна сила на свете не сможет заставить газетчиков молчать, — произнес Смайли и добавил про себя: «Мне кажется, Мэстону это придется не по нраву. Он предпочел бы самоубийство».

— Но мы ведь не можем закрывать глаза на факты, не так ли?

Смайли молчал, нахмурясь. Он представил себе, как Мэстон будет отметать все его сомнения в верности первоначальной версии, как будет его высмеивать.

— Не знаю, — сказал он, — ох, не знаю.

«Надо возвращаться в Лондон, — думал Смайли, — в этот идеальный дом, к Мэстону, в крысиную возню с обвинениями во всех смертных грехах. Назад, в этот бумажный мир, где человеческая трагедия умещается на трех страничках машинописного текста в отчете».

Снова пошел дождь, на этот раз уже теплый, нескончаемый. Пока Смайли шел от кафе «У фонтана» к машине — путь не такой уж далекий, — успел вымокнуть до нитки. Он снял с себя пальто и положил его на заднее сиденье. Хорошо все-таки уехать из этого Уоллистона, пусть даже и в Лондон. Когда он свернул на главную магистраль, уголком глаза заметил худую фигуру Менделя, стоически вышагивавшего по тротуару, ведущему к вокзалу. Его мягкая фетровая шляпа потемнела от дождя и потеряла форму. Смайли и в голову не пришло предложить Менделю подбросить его до Лондона, и он почувствовал теперь себя неблагодарной свиньей. Мендель же без особых эмоций и лишних размышлений открыл заднюю дверцу и залез в машину.

— Повезло, — прокомментировал он, — ненавижу ездить в поезде. Вы на Кембридж Серкус? Значит, довезете до города и высадите где-нибудь у Вестминстера?

Они покатили, и Мендель вытащил на свет старую зеленую жестяную коробку с табаком и свернул себе сигарету. Он было направил ее в рот, но передумал и предложил Смайли, потом дал прикурить от какой-то невероятной зажигалки с пламенем аж в целую пару дюймов высотой.