линии вам позвонить не могли.
— А я говорю, что мне звонил какой-то человек!
Мисс Финч молчала, и пальцы мисс Кин конвульсивно сжались на трубке.
— Там должен быть абонент… какой-то аппарат, — настаивала она. — Он же позвонил как-то!
— Мисс Эльва, провод лежал… на земле. — Телефонистка помедлила. — Завтра аварийная бригада поставит столбы, восстановит линию и всё будет…
— А я говорю, что он как-то сумел мне позвонить!
— Мисс Эльва, там никого нет.
— Да где — там? Где?!
Телефонистка, помолчав, ответила:
— Мисс Эльва, это… кладбище.
+ + +
Прикованная к постели старая дева без сил смотрела в чёрную тишину спальни. Сиделка не осталась с ней на ночь; сиделка потрепала её по руке, немного поворчала на неё и забыла про неё, оставив без внимания мольбы переночевать с ней…
Она ждала звонка.
Можно было бы отключить телефон. Но она не могла собраться с духом. Она лежала — ждала… ждала… и думала.
О тишине — об ушах, которые так давно ничего не слышали — о мечте снова слышать. О звуках, бормочущих и клокочущих звуках — первых мучительных попытках снова заговорить того, кто молчал… как долго? О первом приветствии — "Алло. Алло." — первых словах за очень-очень долгий срок. И вопросе — "Где вы?" О, — о том, отчего она так неподвижно лежала на кровати — о щелчках в трубке и о том, как телефонистка назвала её адрес. О…
Зазвонил телефон.
Пауза. Звонок. Шорох ночной рубашки в темноте.
Звонок замолк — трубка снята.
Тишина.
Трубка, выскользнувшая из белых пальцев. Глядящие в темноту глаза. Замедлившийся стук сердца. И треск сверчков в ночи за окном.
И слова, снова и снова звучащие в её ушах, слова, от которых новый ужасный смысл приобретала удушливая темнота в спальне.
— Алло, мисс Эльва?.. Я буду у вас с минуты на минуту.
+ + +
