Звонкий колокол России . Страницы жизни - [11]

Дальше события стали нарастать быстро: и царские дипломаты, и полицейские агенты (а их у царской полиции было в одной Швейцарии весьма немало!) с жаром принялись за исполнение высочайшей воли. Для начала им не стоило никакого труда установить, что княгиня Оболенская с дочерьми снимает дом в швейцарском курортном городке Веве, в кантоне Во. Было очевидно, что княгиня ничего не подозревает о готовящейся против нее операции.

Самую деятельную роль взял на себя князь-отец. В сопровождении своего брата он приехал в Швейцарию, и ранним июльским утром, когда весь городок мирно спал на восходе солнца, под окнами княгини собрались полицейские агенты, швейцарские жандармы, даже представители республиканского парламента, например, в лице его депутата г-на Серезоля. Жандармами командовал супрефект полиции г-н Дюпра. Оба брата Оболенских стали за дверью, и, когда горничная отомкнула запор, вся мощная группа ворвалась в дом. Желая отличиться перед русским князем, швейцарские жандармы отталкивали кулаками княгиню, умолявшую дать ей хоть проститься с детьми.

— А где же… Катя? — возопили братья Оболенские. Ибо две меньшие сестрицы оказались в постелях (девочки были больны), а постель старшей пустовала. По счастливой для княгини случайности старшая, Екатерина, находилась в другом доме.

В сопровождении жандармов торжествующий князь Оболенский повез плачущих девочек в Берн. Оттуда их спешно переправили в Россию, хотя друзья княгини сразу же поспешили ей на помощь и пытались отбить девочек у князя и полицейских, чтобы вернуть матери. Пытались они протестовать и в печати — об этом свидетельствовала заметка в «Суисс радикаль».

Попытка русских и польских эмигрантов воротить матери детей обошлась им дорого. Силы были неравны!

Николая Исаковича Утина и Алексея Яковлевича Щербакова грубо избили, причем Утина сбросили с площадки вагона прямо на рельсы. Против Валериана Мрочковского провокационно возбудили грязное уголовное дело.

Князь Оболенский отвез девочек в Россию и недели через две вернулся в Швейцарию для розысков старшей дочери и непокорной жены. Обеим удалось скрыться. Впоследствии Катя Оболенская стала женой знаменитого русского врача Сергея Боткина, видного общественного деятеля. Имя его уже при Советской власти было присвоено крупнейшей московской больнице.

Сам президент швейцарской конфедерации г-н Вельте оказал русскому князю полное содействие и буквально развязал ему руки даже для прямого рукоприкладства.

С целой группой сыщиков, агентов и жандармов князь рыскал по Швейцарии, грубо вламывался в квартиры русских эмигрантов. В доме, где жил Бронислав Жуковский, они взломали запертую дверь и произвели разгром квартиры. Подверглись налетам и типографии органов эмигрантской печати. Газета «Суисс радикаль» сообщила вопиющие подробности.

Этот скандал взволновал членов швейцарского федерального, парламента. Шутка ли, полицейский произвол в свободном республиканском государстве! Они потребовали объяснений у правительства. Сессия парламента собралась 14 августа. Выступавшие вспомнили, что в начале лета то же самое правительство выслало из Швейцарии итальянского революционера Маццини, дружившего со многими швейцарскими деятелями. Неслыханное дело! Полицейские власти республиканской Швейцарии выдали революционера монархическим властям в Италии!

Президент Вельте сумел, однако, быстро успокоить взволнованные чувства парламентских коллег. Он сослался на то, что в обоих случаях — в инциденте с высылкой Маццини и в эпизоде с похищенными детьми — эмигранты, мол, заходили слишком далеко в своей политической деятельности и намеревались «сделать из нашей страны центр своего активного политического движения». После столь внушительного оправдания полицейского произвола парламент перешел, как говорится, к очередным делам…

Кстати, можно себе представить, с каким облегчением вздохнул при этом царский посланник г-н Н. К. Гирс, сильно опасавшийся дипломатических осложнений и громких публичных протестов в связи с делом княгини Оболенской. И княжеский титул, и генеральский кулак ее супруга, видимо, перевесили свободолюбие парламентариев.

* * *

Сосед пассажира открыл глаза, приподнялся и оправил костюм. Поезд стоял в Селиньи. Что-то задержало впереди железнодорожное движение, скорый немного опаздывал. Небо и снега полиловели, а воды Женевского озера кое-где уже отражали первые огни. Пассажир из России достал сигару и попросил у соседа разрешения курить. Тот равнодушно кивнул. Это был болезненного вида молодой человек с грубоватыми руками и усталым лицом.

— Кажется, интересная заметочка, — обратился к нему пассажир по-французски. — Некрасивый случай для нейтральной страны. Не правда ли?

Молодой человек безнадежно махнул рукой.

— Теперь они ищут третью дочь. В типографии, где я служу, был очень грубый обыск. Хозяин у нас поляк с русской фамилией.

Сосед пассажира говорил по-французски со славянским акцентом и затруднялся в выборе слов.

— Послушайте, сосед, да вы не мой ли соотечественник? Может, вам легче по-русски или по-польски? Прошу пана!

— Родной мой язык — словенский, а жил с детства и во Львове (австрийцы зовут его Лембергом), и в Варшаве. Могу и по-русски, и по-польски, и по-сербски… Мое имя Вольдемар. А фамилия… Бог с ней, все равно забудете, я человек маленький. Как прикажете вас величать?