Звезды расскажут, комиссар Палму! - [84]

— Это переутомление! — озабоченно сказал я. — Недосыпание, нерегулярное питание… Бич нашей полицейской жизни.

Но доктор уже держал наготове таблетку и наливал из графина воду, поглядывая на Палму профессиональным взглядом.

— Ничего серьезного, — заверил он, опытной рукой нащупав пульс. — Я сам принимаю эти таблетки. Я с удовольствием послушаю и осмотрю комиссара, если он пожелает. За счет компании, разумеется.

Но Палму не пожелал.

— Уже все прошло, — вдруг заявил он сердитым тоном и вырвал у врача руку. — Мы и так задержали вас слишком долго. Ваши пациенты уже выстроились в очередь в приемной.

Мы поблагодарили врача и ретировались…

О нашем расследовании мне осталось рассказать совсем немного. Прошла неделя, но все шаги, предпринятые в разных направлениях, не дали результатов. Плюс минус ноль. Если сначала нам сопутствовала удача, то конец ознаменовался решительным невезением. За что бы мы ни брались, всюду упирались в глухую стену.

Да, мы выяснили, что майор Ваденблик взял в долг деньги под будущий капитал. Много денег, на восстановление поместья. А девятого сентября взял в долг еще три с половиной миллиона, наличными. Впрочем, в этом ничего странного не было: он и раньше скупал земли вокруг своего имения, а деревенские жители, как известно, предпочитают иметь дело с живыми деньгами, а не с направлениями в кооперативную кассу. Или в местный сберегательный банк… Далее мы узнали, что в банках не имеют обыкновения записывать номера выдаваемых банкнотов, разве что в случае крайней необходимости. Просто не успевают. У кассиров других забот хватает… Вот такая ерунда!

Поэтому когда старик Нордберг в одночасье перевел на счет строительной фирмы два миллиона, а еще один миллион положил на книжку, объясняя все это выигрышем в денежной лотерее, в филиале банка и глазом не моргнули. Напротив, очень даже порадовались за такого приятного человека, всегда доброжелательного и обходительного. Тем более что господин Нордберг составил когда-то гороскоп и кассирше и предупредил ее о грозящей опасности: она успела дать знать в центральную контору о чеке на необычайно крупную сумму, выписанном в какой-то лесопильной компании. Человек, предъявивший чек, успел улизнуть, но факт подлога был установлен… Я рассказываю все это только для того, чтобы объяснить, почему кассирше не могло прийти в голову записать номера купюр.

Красноперого господина мы искали очень усердно и даже поместили объявление в газете с его описанием и просьбой откликнуться. Мы хотели выяснить, не заметил ли он чего-нибудь особенного, какой-нибудь мелочи, пока место происшествия было еще в полной сохранности и не вытоптано… Но господин не объявился.

— Вот она, жизнь! — философски замечал Палму. — Нет никого опаснее хладнокровного и наглого убийцы. И чем больше на его счету убийств, тем вернее он попадается. Практика это подтверждает. Ты об этом наверняка читал — в детективных романах, разумеется. А что мы знаем об Анникке? — продолжал он. — Недобрая нервнобольная особа. Может, она и есть убийца?.. Нордберг сначала добродушнейшим образом вымогает у майора три с половиной миллиона, а затем обращается к Анникке, когда видит, что из майора больше не выжмешь. Это при условии, что майор — очевидец, а убийство совершено Анниккой. Та сначала собралась заплатить, сняла деньги, но передумала. И убила старика. Ты заметил, какие у нее были огромные ноги? Чудовищного размера!

— Но ведь ясно как день, что майор… — начал я.

— Слишком ясно, — не дав мне договорить, буркнул Палму. — В том-то и загвоздка.

— Вот и разгадывай, это твоя прямая обязанность! — гневно возразил я. — А я не для этого тут сижу. Доставай доказательства откуда хочешь, хоть из-под земли, но имей в виду, что я уже намекнул на спевке хора, что нам готовы оплатить поездку в Копенгаген!

— И кто тебя за язык тянул! — с досадой проговорил Палму.

— Кто бы ни тянул, а обещание дано, — сказал я. — Можешь вообразить, что они со мной сделают, если все провалится. Суд Линча! Их, между прочим, сто человек!

Палму погрузился в размышления, вертя в руках трубку.

— Хоть из-под земли, так ты сказал? — переспросил он наконец. — Что ж, тебе и вправду придется отвечать. За это тоже.

— За что угодно! — заверил я. — За мной сто человек, целый хор. И начальник отдела. И директор-распорядитель Мелконен. Так что можно и ответить.

Больше Палму ничего говорить не стал. Продолжал свои безуспешные попытки пробить стену. То в одном, то в другом месте. Перебрал всех на Матросской улице в поисках хотя бы одного человека, выходившего из дома или проходившего мимо в ту ночь. Удалось установить единственное: жильцы дома были твердо уверены, что Нордберг вернулся домой примерно в четверть первого, ибо в его окнах горел яркий свет почти до часу ночи; однако определить сквозь занавески, кто находился в квартире, они не могли.

Барышня Похъянвуори, судя по всему, была единственным человеком, столкнувшимся с убийцей нос к носу в воротах. Выпустившим его из двора, когда тот не смог справиться с замком. Мы снова допросили ее, и Палму выяснял, не мог ли этот псевдопьяный быть переодетой женщиной. Такая мысль, разумеется, ей в голову не приходила, но ее воспоминания были столь смутными, что, поколебавшись, она в конце концов признала, что в этом ничего невероятного нет. Из опознания тоже ничего путного не вышло. Разумеется, мы старались не выпускать майора Ваденблика из поля зрения, и, когда он появился в городе, Палму показал его девушке. Но та только покачала головой: рост как будто тот же, но ручаться она не может.