Звезды на крыльях - [26]
И он назрел. Вначале в виде отдельных тактических успехов — успешно проведенных воздушных боев, а затем все более четко проявлялся, вплоть до господствующего положения нашей авиации. Наши летчики более уверенно и полностью становились настоящими хозяевами неба.
Росла и разносилась по всей стране слава советских асов: Покрышкина, Крюкова, Семенишина, Речкалова, Фадеева, Трофимова, Голубева, Труда, Дрыгина, Комелькова, Вильямсона, Закалюка. С этими летчиками (они служили в других полках дивизии) мы встречались на одном аэродроме, часто группы нашего и соседних полков сменяли друг друга на линии фронта. Нередко летчики разных полков участвовали в одном и том же вылете, вели совместно воздушные бои.
В 100-м гвардейском полку (такой номер был присвоен 45-му полку при переименовании его в гвардейский) зрелыми мастерами воздушных схваток стали многие летчики. У каждого из них вырабатывался собственный стиль своеобразный характер поведения в бою. У братьев Глинка он проявлялся в исключительном владении искусством ведения боя на вертикальных маневрах, при этом у каждого был свой, присущий только ему почерк. Дмитрий умел исключительно эффективно использовать тактическую обстановку в любой схватке с врагом, хорошо организовывал взаимодействие внутри группы, которую возглавлял. Борис же был виртуозным мастером пилотажа. Его атаки были неотразимы, а прицельный огонь поражал самые уязвимые места самолетов противника.
Василий Шаренко любил заманивать противника в ловушку, брать его, как говорил, «на живца». Небольшая группа, обычно в две-три пары, завязывала бой, умышленно ставя себя в невыгодное в тактическом отношении положение. Фашисты, видя свое превосходство, бросались в атаку. А в это время находившаяся в стороне от завязавшейся схватки специально подготовленная группа обрушивалась на фашистов с высоты и быстро решала успех боя в нашу пользу.
Когда перед вылетом разрабатывались и обсуждались тактические приемы, задуманные Василием Шаренко, многие летчики предостерегали его:
— Смотри, Василий Денисович, как бы ты сам не оказался в роли «живца»!
Но Шаренко с присущим ему оптимизмом отвечал:
— Да ничего, нехай побольше входят в азарт, предвкушая легкую добычу, а мы выдержим, от прямых атак увернемся, но зато фашисту уже некуда будет уворачиваться, когда сверху атакуете вы…
И действительно, благодаря риску, на который так сознательно шел Шаренко, успех боя решался в пользу наших летчиков, сам Щаренко редко при этом сбивал фашистов, зато другие летчики увеличивали свой счет сбитых самолетов противника.
Его любили за смелость, за умение пойти на риск в интересах общего успеха, за его всегда спокойный характер и неисчерпаемый оптимизм.
Василий Шаренко, уроженец Полтавщины, часто употреблял в разговоре украинское слово «нехай». Несколько изменив это слово, летчики так и называли его любовно «Нихай». Поэтому общепринятым было: «Василий Денисович Нихай сказал…» или «Василий Денисович Нихай дал команду атаковать мне…»
Истребителем истребителей называли смелого, напористого и горячего в бою Дмитрия Шурубова. Умел он мастерски вести бои с «мессершмиттами», возглавлял обычно группу прикрытия в общем боевом порядке, всегда умело строил маневр, дававший ему тактический перевес.
Командир нашей эскадрильи Михаил Петров был отличным организатором, дирижером боя, умело направлял действия каждого для достижения общего успеха. Сам он атаками не увлекался, даже не преследовал иногда подбитые им же самолеты, предоставляя это другим летчикам.
Среди недавнего пополнения выделялся неисчерпаемой энергией, смелостью и ловкостью в бою летчик Николай Кудря. Великолепно владея мастерством пилотажа, он в любой ситуации умел уйти из-под удара и, наоборот, сам перейти в неотразимую атаку. Бил без промаха, но при этом нам казалось, что он зачастую пренебрегал собственной безопасностью…
Большинство летчиков были обыкновенными «трудягами»: владели в достаточной степени техникой пилотирования, умели использовать отдельные тактические приемы, сообразуясь с обстановкой, хорошо взаимодействовали между собой, выручая друг друга в бою. При удачно сложившихся обстоятельствах они умело атаковали противника, но при этом никогда не увлекались просто увеличением личного счета сбитых самолетов, а исходили из общих интересов всей группы, решая главную задачу — закончить схватку с противником в интересах наших истребителей.
Наряду с удачно проведенными боями случались и такие, когда противник брал верх, наносил удары по нашим наземным войскам, а мы при этом не могли дать ему должного отпора. Особенно это проявлялось во время массированных налетов больших групп бомбардировщиков. Происходило это потому, что наша истребительная авиация заранее, по составленному графику, распределялась на группы, действующие над линией фронта в течение всего светлого времени. Для каждой группы ставилось одно и то же задание — прикрытие линии фронта.
Противник же не рассредотачивал свою авиацию, как это делал раньше, а собирал большие силы для нанесения удара по определенному объекту. Сначала, как правило, появлялись истребители, численно намного превосходящие наши группы прикрытия, связывали их боем, а в это время, зачастую безнаказанно, прорывались и наносили удары по нашим наземным войскам вражеские бомбардировщики.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.