Звездолёт, открытый всем ветрам - [20]

— Верно замечено, Ваше Преосвященство. — Региомонтан осеняет себя крестом, воздев глаза к небу, до которого теперь рукой подать. — Да оградит меня милость Божия в деле сем.

Осторожно просовывает он отверточку и вставляет ее в центральное колесико анкерного механизма — и осторожненько, по миллиметрику, проворачивает ее по часовой стрелке.

Kaus Borealis потикивает, покликивает, потикитокивает, и ее пробирает легчайшая дрожь. Стрелец в свою очередь содрогается. Желтый карлик неподалеку промахивается мимо орбиты и со звоном врезается в соседей. Облаком перца осыпается звездная пыль. Региомонтан пыхтит от напряжения, отирает лоб и вновь берется за отвертку. И снова содрогается Kaus Borealis; и вот наконец трогается с места. За ней преданно следует Стрелец. Над головами путешественников (их суденышко следует по нитевидным стезям параллельно звезде) система двойной звезды сотрясается в головокружительном шимми, отбрасывая абрикосово-зеленые спирали света. На западе квазар испускает лучи натуральной физики и шипит, словно он недоволен, что его потревожили.

Созвездие набирает скорость и торжественно устремляется вдоль хрустального купола Солнечной системы. Его туманности полощутся на ветру, как сотканные из синевы вуали. Плазменные зайчики скачут и прыгают, и блистают в воздухе, и Стрелец приближается к заданной точке — вот, осталось всего несколько десятых градуса…

Как вдруг: из самых глубин Kaus Borealis внезапный треск.

— Останавливайте скорее, сударь! — бросает Бессарион. — Что-то не так!

Мгновенно Региомонтан перестает вертеть отверткой. Но треск внутри звезды переходит в грохот. Трах-тарабах-тарабум, а потом дзинь-дилинь и хрум-хрум-хрррум… и Фридрих узнает этот хрум-хрум по своей давней любви к механическим игрушкам. — Это зубчатая передача, сударь, — вглядывается он внутрь, — она соскочила! А пружина щеколды вот-вот…

Он морщится от пронзительного металлического скрежета. Kaus Borealis встряхивает, звезда клонится набок и катится прочь, увлекая за собой Стрельца. Звезды созвездия удаляются, багровея, а оно таранит себе дорогу по небу, по-допплеровски просвистывает мимо Овна — и с размаху врезается в Рыб, дринькая, как сломанная шарманка.

И небеса начинают темнеть, а снизу подымается болотный туман.

— Это безусловно дурное предзнаменование, — говорит Региомонтан, листая свои таблицы. — Стрелец встал под ненадежным и зловещим углом. В таком положении он допускает странные происшествия, несогласия и недоразумения — и, возможно, даже нападения врагов…

Фридрих и Бессарион оглядываются на злонамеренные звезды, меняющие цвет свой на противоположный. Нетвердо стоят они на небесной тверди, источая застывающие на воздухе эманации зловестия.

И тут Фридрих отмечает, что чувствует странный запах. — Табак, — говорит он. — Пахнет табаком. И… кофе. Турецким кофе.

И тут в виду их появляется вражеский корабль.

Наводящая ужас черная извилина парит на испарениях туманов кровяной саламандрой, мечетью смерти. Вся она из минаретов, винты из кружащихся дервишей… и что это вон там, на фюзеляже? — неужели вены? — каракули сосудов и тромбов, вздувшиеся синие жилы арабской вязи… А по бокам крылья уставлены всякой всячиной: голенастые механизмы из дуба и черного тряпья, серебряные когти крыльев выбивают молнии из тумана, и судно снижается по облакам, устремляясь прямо к немцам.

Региомонтан рассматривает судно в подзорную трубу. — Похоже, что не нам одним пришла в голову мысль посетить небеса.

И тут турецкое судно, покачиваясь, как верблюд, обнажает орудийную батарею.

Региомонтан налегает на руль, стремительно разворачивая суденышко, а пушки турок блюют пламенем. — Ух ты! — восклицает Фридрих. Орудийный залп взбивает воздух в пену, поблескивающие двадцатисторонние ядра ложатся за кормой, промахнувшись мимо корабля на ладонь.

— Это не ядра! — восклицает Бессарион. — Эти мерзавцы зарядили пушки звездами! — Турки испускают еще один залп, и сверкающая топазами шрапнель осыпает немецкий борт. Бессарион багровеет в гневе.

— Эти мародеры пустили небесную твердь на боеприпасы! Есть ли предел их языческой нечестивости?

Вновь бухают пушки, и осколки звездной субстанции трассируют в воздухе. Мимо пролетает порядочный обломок красного гиганта — опять перелет. Региомонтан кренит нос кораблика влево и ускоряет ход — прочь, в обход Крабовидной туманности, одним махом мимо Центавра. Враг преследует, стремительный и беспощадный, и лупит изо всех пушек. Вот бирюзовый астеризм ударяет прямо в немецкие тросы управления — сотрясения, потрясения; блистающий звездами фейерверк.

— Фу ты ну ты! — вопит Фридрих, а суденышко опасно кренится, и две из его линз безнадежно погублены.

Региомонтан тщится управлять судном. Один из кормовых рефлекторов покрывается тончайшими трещинами, начинает мигать и рассыпается в порошок. Бешеные буруны бьются об борт и кидают кораблик — он заплетыкивается, Региомонтан еле удерживает его на плаву. Из последних сил он обходит Эпсилон Эридана и вновь налегает на руль, устремляя пошатывающееся суденышко вперед, к крыше неба.

Все выше и выше — рывками минуя кометы, карабкаясь по звездным лучам, завязая в кисельных берегах Млечного Пути… И вот наконец видят впереди они ясно: хрустальный купол, заключающий в себе Солнечную систему, блистающий вечностью, нависающий над головами…