Звездный Пилот - [25]

Павлов так и не завел друзей. Да, он с удовольствием общался с ребятами-пилотами, слушал их шутки, да и сам порой вворачивал анекдотец. Но… Он был самым старшим из них. Два десятка молодых ребят, каждый со своим характером, отчаянные головы, пустившиеся в дальний путь без надежды на возвращение. Пилоты, искренне любившие свои малые суда, называвшие транспортные катера не иначе как истребителями. Они горели желанием что-то делать. Неважно что. Главное делать – быстро, шумно, громко. А Павлов свое отшумел. Неудачные старты, аварии на станции, экстренные посадки. Друзья, мгновение назад смотревшие на тебя с надеждой, а секунду спустя превратившиеся в мертвые тела… Павлов больше не хотел шумно и громко. Он хотел степенно и надежно. Монолитно. Не умел так, из-за чего его раньше и отстраняли от управления судами, – но хотел научиться.

Вскинув голову, Павлов поймал взгляд Рима Зотова – старшего пилота второй смены. Он был младше Павлова, но тоже уже не хотел шумно и громко. Рим – высокий и худой, с длинными черными волосами, совершенно не характерными для пилота, со стороны был похож на талантливого и печального художника. Но на самом деле он был талантливым пилотом. Одним из лучших. Они с Павловым обменялись едва ли десятком слов за все это время, но Николай с интересом изучал данные полетов своего коллеги.

Рим поднял черную бровь, мотнул головой в сторону Архипова. Павлов свернул информационный планшет в трубочку, сунул в нагрудный карман серебристого комбеза пилота, медленно кивнул. Поднялся. И пошел к столу директора.

Они подошли одновременно – плечистый суровый Павлов и тощий, как щепка, Зотов.

– Скользящий график? – тихонько спросил Николай.

– Разбросать по сменам, – кивнул в ответ Зотов.

Архипов, почувствовав, что за спиной кто-то есть, обернулся. Стандартная ложка в его огромной руке казалась чайной. Ученые – оба – замолчали.

– А, – сказал Валерий. – Тихони. Ну, вам-то что? Смерти моей хотите, ироды?

– У многих пилотов большие промежутки между заданиями, – без предисловий бросил Павлов. – Зависит от графика сбора и расстановки зондов.

– Иногда пилот ждет погрузку зондов до половины времени смены, – поддержал Рим.

– Можно оптимизировать расписание, – сказал Павлов.

– Сменный график, – поддержал Зотов. – Не два пилота, нет. Две единицы. А их личности все время меняются в зависимости от графика.

– Спаситель! – возликовал ученый с козлиной бородкой. – Да я вам…

– Нагрузка, – рыкнул человек-гора, прожигая Павлова взглядом серо-стальных глаз. – Дополнительная нагрузка. Ошибки. Промахи. Отставание от графика.

– Для одного – да, – возразил Рим. – А если разложить на всех, то всем достанется понемногу.

– Начальство не позволит, – отозвался Архипов. – Их медики будут заживо есть.

– А график работы пилотов исключительно в вашем ведении, Валерий Леонидович, – мягко отозвался Рим. – Вам и спрашивать никого не надо. Кто когда дежурит, кто кого заменяет…

– Ясно, – буркнул Архипов. – Вижу. Но работы прибавится. И риска.

– Можно подумать, сейчас риска мало, – выдал Павлов. – Мы же не молоко развозим по магазинам. Мы в дальнем поиске. Это наша работа. Все добровольно пошли на этот риск.

– С графиком понятно, – сказал Архипов, придерживая огромной ручищей ученого, собравшегося вскочить с места. – А теперь скажи, пилот, зачем? Зачем дополнительная нагрузка, дополнительный риск и все это прочее «ура»?

Павлов встретил испытывающий взгляд директора. Потом улыбнулся – едва заметно, уголками губ.

– Она – первая, – тихо сказал он. – И мы – первые.

Архипов, тяжело дыша, смерил взглядом пилотов. Потом ученых. Медленно поднялся на ноги, бросил ложку в тарелку с недоеденным борщом. Алые капли разлетелись по белоснежной столешнице. А директор двинулся вперед, как ледокол, раздвигая объемным чревом всех на своем пути.

– За мной, – бросил он на ходу Павлову и Зотову. – В кабинет.

* * *

Вылет из доков станции прошел штатно – Павлов, в сотый раз выполнявший эту операцию, действовал как запрограммированный аппарат. Дождаться разрешения. Когда док открыт, дать десять процентов маневровых, по прямой, потом пятьдесят процентов, две минуты, тангаж в сорок градусов, маневровые на ноль, старт главных.

Всего несколько секунд, и база – огромный серый цилиндр, болтающийся на орбите планеты, – осталась позади, а крылатая машина Павлова плавно опускается к рассчитанной точке на орбите. Все чудесно. Просто прекрасно.

Николай машинально проверил данные систем. Все штатно. Универсал-транспорт, он же УТ2, он же в народе «утюг с крыльями», вел себя превосходно. Большая машина, раза в три больше легкого катера, снаружи походила на грузовой самолет с обрезанными крыльями. А изнутри больше напоминала заводскую мастерскую. Кабина, рассчитанная на трех пилотов, отделена от салона. Салон – огромный, рассчитанный на два десятка человек, уставлен шкафами приборов и станков.

Грузовой трюм сейчас пустует, его полагается набить доверху образцами – чего бы то ни было. «Утюг» – главная рабочая лошадка экспедиции. Таскает груз и людей, собирает информацию, выступает в роли летающей лаборатории, – и управлять им может один пилот. Воистину – универсал. Когда на «Ефремове» планировали выпустить на орбиту базу-транспортер, огромный серый цилиндр, набитый аппаратурой, зондами, катерами и ошалевшими от счастья учеными, то даже вопроса не возникло, что загрузить в доки. База-транспортер, она же БТ, она же «баржа», приняла в доки два УТ2. Могла вместить еще пару, но решили ученых не баловать. Разведка – да, но не комплексные исследования. Их будет вести «Гром», настоящая масштабная экспедиция, для которой «Ефремов» лишь намечает путь. Старт «баржи» на орбиту планеты и так был серьезной уступкой ученым. Всего «Ефремов» нес две «БТ». Каждый модуль мог функционировать самостоятельно, нести на борту экипаж, технику и малые суда. Предполагалось, что обе станции будут активированы после прибытия в систему Скорпиона-18 и направлены на разведку. А здесь, во время технической остановки, необходимой для перезарядки двигателей и их обслуживания, исследовать планеты и не предполагалось. Но ученым только дай палец, они руку по локоть откусят.