Его охватило неведомое до сих пор чувство одиночества и подавленности, и только теперь стал понятен страх Диаспара перед огромным пространством Вселенной. Ужас, заставивший его народ собраться под защитой микромира города. Видимо, в чем-то они были правы.
Он повернулся к Хилвару за поддержкой, но тот стоял, крепко сжав кулаки, с затуманившимися глазами, склонив голову набок. Их окружала тишина, но Хилвар напряженно, изо всех сил прислушивался к чему-то.
— Что такое? — испуганно спросил Элвин.
Ему пришлось повторить вопрос дважды, прежде чем Хилвар услышал его.
— Что-то приближается, — медленно, через силу проговорил он. Глаза его по-прежнему напряженно были устремлены в никуда. — Что-то, чего я не понимаю.
Элвину показалось, что в каюте вдруг стало очень холодно, и упрятанный глубоко в подсознании страх перед Завоевателями встал перед ним в полный рост. Отчаянным усилием воли он заставил свой мозг успокоиться.
— Оно дружественно, — спросил он, — или нужно бежать к Земле?
Хилвар ответил только на второй вопрос. Он говорил слабым голосом, не выказав ни страха, ни испуга. Но в ответе сквозило такое удивление, словно он встретил самое поразительное за всю свою жизнь, поглотившее все его внимание. Больше на настойчивые вопросы Элвина он не обращал внимания. Через мгновение он произнес:
— Все. Слишком поздно. Оно — уже здесь.
* * *
Галактика много раз обернулась вокруг своей оси с тех пор, как в Ванамонде впервые пробудилось сознание. Он мало помнил о тех ранних эпохах и о существах, заботившихся тогда о нем. Но хорошо помнил, как одиноко ему стало, когда они исчезли и оставили его одного среди звезд. С тех пор он бродил от солнца к солнцу, понемногу совершенствуясь и увеличивая свое могущество. И надежда найти тех, кто присутствовал при его рождении, не покидала его никогда, хоть со временем и поблекла.
Во многих мирах он обнаружил материальные осколки прошлых жизней, но с разумом столкнулся лишь однажды — ив ужасе бежал оттуда, от Черного Солнца. Но Вселенная велика, а поиски только начались.
Где-то в глубинах пространства и времени, в самом центре Галактики, огромная вспышка энергии указала Ванамонде путь сквозь световые годы. Совсем непохожая на излучения звезд, она вспыхнула в его сознании, как след метеора в безоблачном небе. Он двигался к ней сквозь пространство и время, к последнему мигу ее существования, и по дороге каким-то образом освобождался от мертвых схем прошлого.
Длинный металлический предмет невероятно сложной конструкции был ему непонятен, впрочем как и большинство предметов материального мира. Вокруг предмета сохранялся отблеск силы, проведшей его через Вселенную, но совсем не это интересовало сейчас Ванамонде. Осторожно, с невероятной чуткостью дикого животного, готового обратиться в бегство, он приблизился к обнаруженным им двум разумам и понял — долгие поиски окончились.
* * *
Элвин схватил Хилвара за плечи и сильно встряхнул, пытаясь привести в себя.
— Скажи, что происходит! — умолял он. — Что мне делать?
Лицо Хилвара постепенно теряло отрешенное выражение.
— Пока не понимаю, — ответил он, — но бояться нечего. Я уверен. Что бы это ни было, вреда оно не принесет. Оно кажется просто заинтересованным.
Элвин собрался было ответить, когда его неожиданно охватило ни на что не похожее чувство. По телу разлилось трепещущее тепло. Ощущение сохранялось несколько секунд, а когда оно исчезло, Элвин перестал быть прежним Элвином. Что-то поселилось в его мозгу, частично перекрывая его, подобно тому, как один круг перекрывает другой. Он чувствовал рядом мозг Хилвара, попавший в ту же ловушку. Состояние скорее было необычным, чем неприятным, и дало Элвину первое представление о телепатии — свойстве настолько забытом и выродившемся у его сограждан, что к нему прибегали только для управления машинами.
В свое время Элвин воспротивился Серанис, пытавшейся овладеть его мозгом, а с этим новым вмешательством он даже не пытался бороться. Это было бессмысленно, кроме того, неведомое существо не проявляло враждебности. Он расслабился, не сопротивляясь разуму, бесконечно превышающему его собственный, пока тот исследовал его мозг.
Ванамонде сразу понял, что один из умов более восприимчив, чем другой. Его поразило, что оба удивлены его присутствием. Поверить в то, что они его забыли, он не мог: забывчивость, как и мораль, находились за пределами восприятия Ванамонде.
Общаться было крайне трудно: многие их мыслеформы так странны и необычны, что ему с трудом удавалось их распознать. Его озадачил и немного напугал повторяющийся образ Завоевателей, напомнивший его собственные чувства при первом столкновении с Черным Солнцем.
Они ничего не знали и о Черном Солнце, но в их мозгу постепенно сформировался вопрос:
— Кто ты?
— Я — Ванамонде, — дал он единственно возможный ответ.
Молчание… Как же долго создаются их мыслеформы! Затем вопрос повторился. Они не поняли его! Как странно, ведь существа, подобные им, заложили в его память это имя. Воспоминаний о них было мало, они возникли в какой-то момент времени и были кристально чисты.
Снова к нему стали пробиваться их слабенькие мысли.
