Звездный корпус - [14]

— Не моя кровь. Вечно эти проклятые Гарроуэи…

— Карлос! — перебила мать. — Это бесчестно!

— Бесчестно? Ах, прошу прощения, Ваше Высочество. Я и забыл, что вы у нас принцесса дель Норте.[25] Гринго всегда правы!

— Карлос…

— Заткнись, puta![26] Это из-за тебя мне приходится за него к… краснеть!

Дом уже несколько раз сообщал о прибытии посетителя: сначала — звуковыми сигналами, затем — мягким голосом, передающимся через мозговые имплантанты Джона. Несомненно, появление робота означало лишь одно: гость все еще стоял у входной двери. Быстрый запрос в домашнюю охранную систему — и камера показала ему лицо Линнли Коллинз.

Сейчас или никогда.

— Я… м-м-м… взгляну, кто пришел, — пробормотал Джон и с как можно более почтительным видом выскользнул из комнаты. Отец все еще орал на маму, его голос был слышен даже на серпообразном эскалаторе, который вез юношу из е-центра к прихожей. Дом просыпался, готовый открыть входную дверь к тому моменту, как спуск завершится.

Линнли стояла перед дверью. В ярко-желтом пляжном костюме, который почти не скрывал ее бюст от теплого золотого солнца Соноры, она выглядела невероятно привлекательно… как обычно. Кожа, загорелая дотемна, блестела от смазки, защищающей от ультрафиолета, глаза с солнцезащитными имплантантами сияли задором. Они казались черными как смоль и совершенно бездонными.

— Ффу… Привет, — с облегчением проговорил Джон — по-английски. Линнли была из семьи норт-американо, которая осела на морской базе в Тибуроне, и свободно говорила по-испански, но во время их встреч Джон предпочитал переходить на английский.

Когда он появился на пороге, Линнли бросила короткий взгляд через его плечо и убрала за ухо выбившуюся прядь темно-русых волос. Через миг дверь со свистом захлопнулась, перекрыв поток приглушенных воплей отца.

— Ну как? Все плохо?

Джон пожал плечами.

— Куда хуже, чем ожидалось… как мне кажется.

— Даже так? — она ласково взяла его за руку. — И что ты будешь делать?

— А что я могу сделать? Я уже подписал бумаги. Теперь мы — морская пехота, Линн.

Она засмеялась.

— Ну, пока еще не совсем. Есть всякого рода неприятные мелочи, без которых не обойтись. Например, курс молодого бойца. Помнишь?

Джон прошелся по деревянному причалу, облокотился на перила из красного дерева и некоторое время неподвижно смотрел на блестящие воды залива Калифорния. La Hasienda Эстебан обнимала вершину высокого холма — самой высокой точкой мыса, — господствуя над окрестностями. Гуаймас — горстка нескладных домишек… Гавань, забитая рыбачьими лодчонками… Шум волн, которые разбиваются о песчаный берег, а за ним полоса ослепительно яркой тропической растительности — радужная лента между серебристо-серым морем и иссушенными бурыми холмами, из которых выпирают отвесные скалы… «Боже, я как я все это ненавижу», — подумал Джон.

— Ветер переменился? — спросила Линнли.

— Хм-м?.. Черта лысого! Я твердо намерен свалить отсюда.

— Поступить в Корпус морской пехоты — не единственный путь.

— Конечно. Но я всегда хотел быть морским пехотинцем. С самого детства. И ты это знаешь.

— Знаю. Я тоже этого хотела. Думаю, это вроде зова крови, — девушка подошла к перилам, стала рядом с ним и, склонившись, стала разглядывать городок. — Твой папа только морпехов ненавидит? Или всех гринго?

— Если помнишь, он женат на дочери гринго. Гринго и морского пехотинца.

— Черт возьми! По-моему, он родился через двадцать лет после войны. В чем проблема?

Джон вздохнул.

— В некоторых семьях хорошо помнят прошлое. Никогда с таким не сталкивалась? Его дед был убит в Енсенада. Поэтому отец не любит правительство и не любит военных.

— Он что, ацтланист?

— Я знаю только то, что сказал. Вот кое-кто из его собутыльников — да. Голову даю на отсечение. И еще я знаю, что он подписан на пару сайтов ацтланских националистов. Чтобы разделять идеи, не надо состоять в каком-то обществе.

— Забавно, — проговорила Линнли. — Большинство ацтланистов — бедные работяги. Indios, фермеры… Редко бывает, чтобы какому-нибудь крупному собственнику было настолько наплевать на свое положение, чтобы он вступил в какой-нибудь революционный кружок и сидел за одним столом с этими оборванцами… — она кивнула в сторону гасиенды, венчающей вершину холмов. — А у твоей семьи есть деньги.

Джон пожал плечами.

— Догадываюсь. Разумеется, мы никогда не говорим о том, откуда они берутся.

Семья его отца невероятно быстро разбогатела перед Войной с ООН, когда в некоторых районах Соноры и Синалоа — тогда они еще считались штатами Мексиканской Республики — открылись весьма соблазнительные возможности сделок по нелегальной торговле с обширным и богатым рынком Севера.

— Но дело не только в деньгах, — продолжал Джон. — До сих пор существует такая штука, как национальная гордость. И если Ацтлан станет реальностью, у власти те местные семьи, у кого больше денег. Новый правящий класс.

— Хм-м… Думаешь, до такого дойдет?

— Нет, — резко ответил он. — У снежного кома на Венере больше шансов. Но есть вероятность, что они еще долго будут мутить здесь воду.

Баха, Сонора, Синалоа и Чиуауа совсем недавно присоединились к процветающей Объединенной Федеральной Республике — политическому союзу, в состав которого входили пятьдесят восемь штатов Америки плюс более отдаленные районы — например, Куба, Территория Северо-Запада и тихоокеанские доминионы ОФР. Приобретенные в течение Второй Мексиканской Войны 2076–77 года, все четыре северных Мексиканских территории и без того были готовы принять предложение и стать новыми штатами Америки под номерами от пятьдесят девятого до шестьдесят второго соответственно. Оставалось лишь дождаться результатов серии референдумов, которые продолжались примерно два года. Этот регион старой Мексики, омываемый Калифорнийским заливом, всегда существовал за счет туристов-янки, равно как и морепродуктов и марихуаны, которые поставлял северный рынок, а поэтому был связан с ОФР куда более тесными узами, чем с Демократической республикой Мексико, и не имели ничего против смены статуса.