Звездные знаки - [15]

Так я отпраздновал пересечение трехтысячной высотной отметки. Настанет мгновение, и я выпью ячменного пива на высоте, где уже не растет ячмень. Это будет в непальских горах, в десятке-другом километров от Джомолунгмы. Вместе с бхоте-проводниками я вот так же накормлю духов, но они сыграют со мной жестокую шутку. За вершину мира я приму совсем другую гору. (Демоны нестойки к алкоголю.) Но это будет еще не скоро, и я еще не могу об этом знать. Поэтому с тайной гордостью заношу в записную книжку высоту Шешнага (3568 м). Ищу в себе признаки горной болезни, не нахожу их и жестом прошу еще молока.

Мне все кажется здесь восхитительным: воздух, влажная теплота лошадиных ноздрей, щербатая улыбка горного Эрота. «Олл райт, бэби!» Но я забываю это емкое слово, когда, раздвинув колючие лапы елей, вижу изумрудную гладь замерзшего озера. Нежным молочным светом лучатся замурованные в толще льда газовые пузыри. Фиолетовые, испещренные снеговыми наносами хребты обретают в этом зеленом зеркале расплывчатый розоватый отсвет.

— Обычно лед держится здесь до июля, — объясняет бхоте. — Но нынешнее лето выдалось жарким, и, наверное, недели через три все растает.

Мысленно поздравляю себя с удачей. Горные озера великолепны, но спящие подо льдом, они ослепляют и завораживают.

Зеркала зачарованных королевств.

Бросаю шиферную плитку. Она долго несется по ледяной глади, наполняя тишину медленно затухающим шелестом. Застывший мир остановленных движений. Тишина, пойманная в зеленых кристаллических гранях. Далеко внизу, словно утыканные иголками подушечки, круглятся лесистые склоны. Игрушечные домики пастушьей деревни будто забыты кем-то навсегда у излуки реки. Как затвердевшая струйка кедровой живицы видится отсюда Лиддар. Только облако медленно перемещается в небе, выплывая из-за острого каменного ребра, и ледяной конус светится отрешенно и ярко. Лишь он один возвышается над нами. Остальная Вселенная — у наших ног.

Маленький бхоте, поковыряв в носу, показывает на бледную тень луны в иссиня-солнечном небе.

— Хотите подняться на глетчер? — спрашивает бхоте-отец. — Это можно устроить. В Альпийском клубе сдаются напрокат теплые вещи.

— Сколько это займет времени?

— О, пустяки, — он пренебрежительно сплевывает, — каких-нибудь три дня.

И в самом деле, что для него, познавшего зов вечности, могут значить жалкие эти три дня? Мне же остается лишь улыбаться снисходительно и вместе с тем горько.

Прослеживаю извивы Лиддара, пытаясь разглядеть вдали священную для индуистов гору Хармукх (5148 м). Там, в долине Сонмарга, прячутся высотные озера Вишнасар, Кришнасар, Гантабал, названные именами самых щедрых и милостивых богов, руины забытых храмов, укромные источники, чья целительная сила прославлена в золотых письменах Сиккима и Леха. Да что там золото! В Дели и музеях Улан-Батора я держал в руках книги, сделанные из листьев пальмы, горного дуба, магнолии, в которых чернилами, изготовленными из «семи драгоценностей», воспевались чары Кашмира. По берегу Лиддара дорога из Пахльгама в Сонмарг занимает пять дней, то есть почти столько же, сколько восхождение на глетчер. Если бы пришлось выбирать, я бы предпочел именно это путешествие по каньону, где на каждом шагу встречаются священные зарубки истории.

Но располагая часами вместо дней, я не мог даже мечтать о длительных пешеходных прогулках. Куда реальнее было добраться до Сонмарга кружным путем через Сринагар на автомобиле. Или вообще слетать в Кулу, где так отчетливо видны, говоря словами Блока, «забытые следы чьей-то глубины».

В этой долине меня привлекало многое: поразительное смешение племен, капища, в которых еще совсем недавно приносились кровавые жертвы богине-Матери, институт Урусвати, основанный Рерихом. Там я надеялся найти исток одной кашмирской легенды, которая вот уже многие годы смущает умы исследователей. Речь идет о путешествии молодого Иисуса Христа в Индию и Тибет.

Неизбежную дань отдал ей и Рерих:

«В один день три рукописи об Иисусе. Индиец говорит: „Я слыхал от одного из ладакхских официальных лиц со слов бывшего настоятеля монастыря в Хеми, что в Лехе было дерево и маленький пруд, около которого Иисус учил“». И еще:

«Хороший и чуткий индиец значительно говорит о манускрипте, жизни Иссы: „Почему всегда направляют Иссу на время (его) отсутствия из Палестины в Египет? Его молодые годы прошли в изучении. Следы (буддийского) учения, конечно, сказались на последующих проповедях. К каким же истокам ведут эти проповеди? Что в них египетского? И неужели не видны следы буддизма Индии? Непонятно, почему так яростно отрицается хождение Иссы караванным путем в Индию и в область, занимаемую ныне Тибетом“».

Яростное отрицание, возмутившее индийского собеседника Рериха, было вызвано, прежде всего, полной бездоказательностью версии о гималайском путешествии Иссы. Согласно почти единодушному убеждению этнографов легенда об этом могла появиться никак не раньше XVI–XVII веков. Во всяком случае, Рерих, отнесшийся к рассказам об Иссе с полным доверием, не обнаружил в ладакхских жилищах таинственных манускриптов.

С тех пор многое изменилось под нашим зодиаком. За полстолетия легенда обросла такими живописными подробностями, что Сринагар того и гляди превратится в святое место христианства. По крайней мере к этому направлены усилия туристических агентств.