Звездное затмение - [6]
Шрифт
Интервал
дремотным руном агнцев
пока не остановился
и тень его не упала на овна —
и наступило царское время,
но в зрелом возрасте,
отец поэтов, измерил он
в отчаяньи
отдаленье Б-жье
и построил из псалмов ночной приют
для раненных дорогой.
Умирая, больше преступного
отдал он червивой смерти,
чем сонм отцов его —
ибо от образа к новому образу
ангел в человеке плачет
глубже в свет!
Числа
Когда ваши формы поникли пеплом
в ночные моря,
где вечность полощет
приливом и отливом жизнь и смерть —
поднялись числа —
(выжженные однажды на руках у вас
чтобы никто не ушел от муки)
поднялись метеоры чисел
на зов пространств
где световые годы как стрелы
и где планеты
из магичерких веществ боли
рождаются —
числа — с корнями
вырванные из мозга убийц
и уже включенные
в синие жилы
небесного круговорота.
*** (На дорогах земли дети лежат…)
На дорогах земли
дети лежат
с корнями
вырванные из матери-земли.
Свет померкшей любви
выпал у них из рук
чью пустоту наполняет ветер.
Когда отец всех сирот,
вечер, с ними
из всех ран истекает кровью
и трепетные их тени
душераздирающий страх
тел их срисовывают, впадают
они вдруг в ночь
словно в смерть.
А в горах рассветной боли
умирают их отцы и матери
снова и снова.
*** (Куда ты, куда…)
Куда ты, куда
Вселенная томления,
Заколдованная уже в гусенице.
Крылья напрягшая,
Рыбьими плавниками
Начало обозначающая
В глубинах водных, которые
Одно только сердце может
Измерить грузилом
Печали.
Куда ты, куда
Вселенная томления,
Вместе с мечтами потерянных царств земных,
Вместе со взорванной кровеносной системою тела.
Пока душа, съежившись,
Нового рождения ждет
Подо льдом смертной личины.
Мотылек
Дивный мир, мир нездешний,
нарисован в твоем прахе.
Сквозь огненное ядро земли,
сквозь каменную ее скорлупу
ты проникаешь,
ткань прощанья в толще преходящего.
Мотылек,
каждой твари доброй ночи!
Бремя жизни и бремя смерти
опускается с твоими крыльями
на розу,
которая блекнет вместе со светом, зреющим
в чаяньи родины.
Дивный мир, мир нездешний,
Нарисован в твоем прахе.
Царственный герб
В тайне воздуха.
*** (Мы матери…)
Мы матери,
тоскующие из морской ночи.
Мы домой возвращаем.
Наше призванье — домой возвращать
разбросанное добро.
Мы матери, грезя,
блуждаем со звездами,
покидают нас потоки
Вчера и Завтра
и с нашими родами
мы словно остров
одни.
Мы матери,
говорим смерти:
расцветай в нашей крови,
чтобы любил песок
и чтобы звезды в зеркале мира…
Мы матери, баюкаем в люльках
проблески воспоминаний
о днях творения —
вдох и выдох
мелодия нашей любовной песни.
Мы матери,
баюкая, вдыхаем в сердце вселенной
мелодию мира.
*** (Если бы пророки вломились…)
Если бы пророки вломились
в двери ночи,
зодиак богов-демонов
жутким венком
надев на голову,
тайны рушащихся и вздымающихся
небес на плечах взвешивая, —
ради тех, кто давно загнан ужасом; —
Если бы пророки вломились
в двери ночи,
звездные пути затеплив
золотыми линиями на своих ладонях, —
ради тех, кто давно спит сном непробудным;
Если бы пророки вломились
в двери ночи,
изранив словами
поля буден,
даль доставляя
поденщику,
который давно уже никого не ждет вечером; —
Если бы пророки вломились
в двери ночи
и ухо искали бы, как ищут родину —
Ухо людское,
ты, заросшее крапивой,
стало бы ты слушать?
Если бы голос пророков
во флейтах-костях убитых детей
зазвучал бы,
воздух, сожженный воплями мучеников,
выдохнул бы,
если бы мост из последних старческих вздохов
он воздвиг, —
Ухо людское,
жалкой возней занятой,
стало бы ты слушать?
Если бы пророки
бурями-крыльями вечности нагрянули,
если бы они взломали твой слух словами:
Кто из вас хочет воевать против тайны?
Кто из вас хочет измыслить звездную смерть?
Если бы пророки восстали
в ночи рода людского,
как влюбленные в поисках возлюбленного сердца,
Ночь рода людского,
найдется ли у тебя сердце для них?
Народы Земли
Народы Земли,
вы, лучами неведомых созвездий
опутанные, словно пряжей,
вы шьете и вновь распарываете,
в смешении языков,
словно в улье, всласть жалите,
чтобы и вас ужалили.
Народы Земли,
не разрушайте Вселенную слов,
не рассекайте ножами ненависти
звук, рожденный вместе с дыханием.
Народы Земли,
о если бы никто не подразумевал смерть, говоря «жизнь»,
если бы никто не подразумевал кровь, говоря «колыбель».
Народы Земли,
оставьте слова у их истока,
ибо это они возвращают
горизонты истинному небу
и своей изнанкой,
словно маской, прикрывая зевок ночи,
помогают рождаться звездам.
*** (Какой легкой…)
Какой легкой
будет земля
всего-навсего облако вечерней любви
когда высвобожденной музыкой
камень бежать пустится
и горы удушья
домовыми сидевшие
на груди человеческой
тяготы скорби
из вен взорвут.
Какой легкой
будет земля
всего-навсего облако вечерней любви
когда черная раскаленная месть
магнитом притянутая
к снежному одеянию
ангела смерти
остынет и тихо скончается.
Какой легкой
будет земля
всего-навсего облако вечерней любви
если пропало Звездное
поцелуем розы
из ничего —
*** (Это планетный час беглецов…)
Это планетный час беглецов.
Это стремительное бегство беглецов
в падучую, в смерть!
Это падение звезд из магического заточения
порога, очага, хлеба.
Это черное яблоко познания,
страх! Угасшее солнце любви,
которое дымится! Это цветок спешки,
забрызганный пóтом! Это гонители
из небытия, только из бегства.
Это гонимые, которые свои смертельные убежища
уносят в могилы.