Звездное затмение - [16]

14

Твое имя тобой утрачено

но мир торопится

выбирай что хочешь

ты качаешь головой

но твой возлюбленный

нашел тебе однажды иголку в стоге сена

слышишь: он уже зовет тебя —

15

Постланы постели для мук

простыни — их наперсница

они борются с архангелом

который навсегда останется невидимым

обремененное камнями дыхание ищет выхода

но распятая звезда

снова и снова падает словно плод

в их потный платок —

16

Когда я комнату под защитой болезни

покину свободной для жизни и для смерти

воздух поцелуем привета

осчастливит уста близнеца

а я не знаю

что тогда со мной делать

моему Невидимому —

17

Вы говорите со мной в ночи

но усталые как все покойники

вы последнюю букву

и музыку гортаней

земле завещали

которая всеми гаммами поет прощанье

но лежа в летучем песке

новое слышу я в милости —

18

Властительницы скорби

кто ваши печали выудит?

Где состоятся похороны?

Какая морская глубь оплачет вас

объятием сокровенной отчизны?

Ночь ваша сестра

прощается с вами

последней любовью —

19

Простите сестры мои

я взяла ваше молчанье в свое сердце

там живет оно и страждет жемчугом вашего страдания

сердце бьется

так громко больно и резко

скачет львица на волнах океана

львица-боль

ее слезы давно уже морю отданы —

20

Быстро смерть создана взором

бунтуют стихии

только сферы набухают почками

рвутся воскресением из мертвых

и Бессловесное лечит больную звезду —

21

Выплачь освобожденную тяготу страха

два мотылька поддерживают бремя миров для тебя

вкладываю твои слезы в слово:

Сиянием твой страх оборачивается —

22

В миг закроет звезда око свое

жаба потеряет свой лунный камень

ты в своей постели подаришь ночи свое дыханье

о карта вселенной

твои знаки уводят прожилки неведомого

из нашего рассудка

обездоленные прах мы оплакиваем —

23

Любовь моя влилась в твое мученичество

прорвала смерть

мы живем воскресением —

24

В заколдованном лесу

где кора бытия содрана

где следы кровоточат

раскаленные загадки переглядываются

перехватывают известия

из гробниц —

позади

второе лицо появляется

тайный союз заключен —

25

Нужно больным выловить

в своей же крови беглую дичь

их глаза на охоте

там где разлегся день

смертельным страхом окрашенный

и глубина луны

вторгается в их зимний сон открытый настежь

притягивает их

пока не порвутся земные нити

и не повиснут они снежным яблоком

всем телом болтаясь в воздухе —

26

Мои дорогие покойники

волос из темноты

уже называются далью

тихо прорастает сквозь открытое время

умираю переполняя тайную меру

в минуту

которая вытягивается набухая

позади привиты земле

огненные языки

лоза отдавшая свое вино пламени

падаю навзничь —

27

Пока я здесь живу

томится за стеной время в море

вновь и вновь назад его оттягивают за голубые волосы

не стать ему вечностью

нет еще любви между планетами

но тайное согласие трепещет уже —

28

Приблизится вечер и кровью истечешь

пока темнота могилу не выроет

эмбрион мечты в материнском чреве

стучится

творческий воздух обтягивается медленно

кожей нового рождения

боль вписывается

опахалом призраков

Жизнь и смерть идут дальше —

29

Снова и снова потоп

с вымученными буквами

говорящие рыбы на удочке

в скелете соли

чтобы раны прочесть —

снова и снова учиться смерти

у древней жизни

бегство через воздушную дверь

к спящим звездам за новым грехом

без конца упражняться в древней стихии дыхания

новой смерти пугаясь

куда слеза денется

если земля пропала?

30

Они говорят снег

время — платок со всеми четырьмя краями света

вносится

война и звездный дождь друг к дружке жмутся

прячутся там где ночь

материнское молоко разбрызгивает

черным пальцем указывает

туда где новые открытия ждут духоплавателей

мерцая во мраке

глубоко под снегом —

Владимир Микушевич. Двери ночи (Нелли Закс и Адольф Гитлер)

Гетто избранничеств! Вол и ров

Пощады не жди!

В сём христианнейшем из миров

Поэты — жиды!

МАРИНА ЦВЕТАЕВА

Вряд ли кто-нибудь отважится утверждать, что Нелли Закс родилась для судьбы, выпавшей на ее долю. Даже Нобелевская премия, которой была удостоена поэтесса в 1966 г., лишь подчеркнула насильственный трагизм ее жизненного опыта. Говорят, будто Осип Мандельштам во врангелевской тюрьме сказал надзирателю: «Вы должны меня выпустить — я не создан для тюрьмы». И, действительно, Осип Мандельштам, утонченный поэт Петербурга, не был создан для ночных допросов на Лубянке, для воронежской ссылки и для смерти в лагерном бараке. Нелли Закс — его ровесница, она тоже рождена «в девяносто одном ненадежном году», и это совпадение таинственно-фатально-символично. Нелли Закс, хрупкая берлинская барышня, приверженная музыке, танцу, неоромантической поэзии, так мало вяжется с гурьбой и гуртом двадцатого века. Кто бы мог подумать, что ей предстоит написать:

И с твоих ног, любимый мой,

две руки, рожденные давать,

башмаки сорвали

перед тем, как тебя убить.[3]

А без этих строк Нелли Закс не была бы той Нелли Закс, которая достигла всемирной известности и получила Нобелевскую премию. Правда, уже ее ранние произведения привлекли внимание Сельмы Лагерлёф, что в 1940 году спасло жизнь немецкой поэтессе. Когда в Германии подготавливалось окончательное решение еврейского вопроса, Сельма Лагерлёф при содействии шведского принца Евгения добилась для Нелли Закс возможности покинуть гитлеровскую Германию. (Участие шведов в спасении Нелли Закс не может не вызвать в нашей памяти героическую тень Рауля Валленберга). Нелли Закс впоследствии рассказывала, что офицер немецкой полиции, оформлявший документы на выезд для нее и для ее матери, посоветовал непременно лететь самолетом. С поезда беглянку могли снять и отправить в концентрационный лагерь. Этот совет, возможно, тоже спас ей жизнь. Свет не без добрых людей. Попадаются они и среди убийц. Сохранились предсмертные письма молодых немецких солдат, отказавшихся записаться в СС и расстрелянных за это.