Звездная бирема «Аквила». Рубеж - [131]

— Гай Флавий, ты узнал меня?

Фортунат тряхнул головой, инстинктивно пытаясь изгнать голос мертвеца из ушей.

— Это же я, тот, кто провозился в доках, когда планы поменялись. У тебя снова мероприятие, знать о котором мне не дозволено?

Марция безмолвно скребла ногтями обшивку подлокотника, едва сдерживая крик. Торвенторий молчал, астрогация, инженерный и пост связи тоже онемели. Причем не только на «Фортуне».

Квинквирема не выдержала этой муки первая, перегруженная эмоциями нейросеть извлекла из похороненных архивов единственный уцелевший кадр, где ослепшая, оглохшая и обезумевшая «Севера» летит прямиком в Фебу. Крошечная точка на фоне слепящей плазмы.

— Марк Фурий? Это ты?

— Да, Флавий. Хочешь сделать запрос на Капую, чтобы претор подтвердил? Делай, у меня нет нейрофага. Я же не ты.

— Чего ты хочешь, Северин?

— Я? — тяжело вздохнул где-то совсем рядом мертвый наварх. — Я уже все получил. Это была атака по правому борту, объект без маркировки, координаты запуска — С-14-49-11. Но моя Флавия заждалась, моя Флавия Северина. Она десять лет ждала твоих оправданий. И моя Порция Квинта Северина, и мой Гней Курций, и мой Тит Виниций, и мой Эгнаций…

Экипаж триремы насчитывает более шестисот человек. Имя каждого погибшего Северина услышал Лацийский сектор. Каждого! Звездная Республика должна была навсегда запомнить имена этих людей. И ей пришлось запомнить. Корабли позаботились об этом. Люди могли запретить себе помнить, обманывать и обманываться, но не корабли. Они ведь не умели лгать. Нейро-сеть, благословение и проклятие Республики, это чудо технологий, связывающее людей воедино, с беспощадной простотой и легкостью повиновалась приказу кораблей. Последовала желанию людей, в котором они сами никогда бы не признались.

Они, оказывается, хотели знать правду. Каждый из них.

И корабли исполнили это желание.

Время остановилось. Пространство и всё, что в нем: замершие в боевом построении корабли метрополии, мятежная эскадра, зеленый огонёк Лация, сияющая факелом во тьме Феба, планеты и станции, звездные системы и галактики, туманности и потоки частиц — все застыло. Всё прекратилось. Наверное, именно таков будет конец Вселенной — прекращение любого движения. Полная неподвижность. Абсолютное безвременье.

Лишь тихий, за гранью слышимости, призрачный шелест, словно темные воды Леты медленно накрывают влажный песок. И тени, проступающие из тумана, как и положено мертвецам.

Один за другим, они выходили на берег, проявлялись, заполняя сознания тех, кто застыл в безвременьи, словно капли, забывшие, что умеют падать. Не только имена, ведь имена — всего лишь звук, всего лишь волны и колебания, набор буквенно-цифровых кодов, уникальные, но обезличенные сочетания бессмысленных символов. Бессмысленных на фоне абсолютной истины всеобщего Слияния. «Аквила» и «Либертас», «Фортуна», «Протервия» и «Бестиа», и прочие корабли, слившиеся воедино со своими навархами, со своими экипажами — они сейчас стали единственными, кто обладал разумом. Кто мог и хотел говорить. И они не молчали.

— Аквила, зачем ты здесь?

Первой спросила не Фортуна, Фортуна хранила молчание. Внезапно онемев, Фортуна не могла говорить. Вместо флагмана спрашивала Протервия.

— Я привела Северу, — ответила мятежница так просто, словно это всё объясняло.

— Севера мертва! — резкий голос Бестии совершенно не походил на голос ее наварха.

— Севера сгорела, — сказала Протервия.

— Я убила Северу, — глухо подтвердила Фортуна. — Северы больше нет.

— Не так, — возразила Аквила. — Жив наварх, значит, жив корабль. И все, кто был кораблем. Разве не видите? Вот же они.

Они молчали. Они видели — корабли, и все те, кто были сейчас кораблями. Совершенная и беспощадная, информ-сеть Республики хранила в себе всех, кто когда-то хоть раз соприкасался с нею. Экипаж «Северы» никуда не делся, они все были там, 651 Северин согласно списку экипажа, и достаточно было единственного слова, единственного кода, чтобы все они разом воскресли, заполнили собой пространство, перегрузили все каналы и частоты, и ошеломленные корабли застыли, объятые скорбью, словно и впрямь были живыми существами, способными любить и скорбеть. И — стыдиться.

— Ты пришла мстить? — помолчав, спросила Фортуна. Ее орудия дезактивировались, ее щиты опустились, а двигатели замолчали, и приказы наварха и префекта тут были совсем не причем. Фортуна стыдилась и признавала вину. Фортуна готова была принять месть. От той, кто привел с собой призрак Северы — готова.

— Нет. Я — голос Северы, я говорю за нее. Убивать друг друга — мы не должны. Мы больше не станем. Сегодня никто из нас не умрет.

— Мы не должны, — эхом откликнулась Либертас.

— Мы не станем, — подтвердила Протервия.

— Никто из нас не умрет сегодня. Больше — нет.

— Фортуна. Ты прощена.

И когда навархи, префекты, экипажи, манипуларии и все те, другие, кого настигло это прощение, это приветствие и клятва, снова обрели способность быть людьми, а не частью кораблей, в пространстве Лация, да и во всей системе Фебы не осталось никого, кто решился бы стрелять в своих. Только не сегодня. Когда-нибудь — возможно, но не сегодня, нет.