Звезда, зовущая вдали - [83]

— Хозяйка, успокойся, у нас мало времени. Нужно поговорить о важных делах.

Это сразу подействовало, и слезы исчезли; а может быть, халдейским женщинам не полагалось плакать при посторонних. Гато вкратце объяснил, что его хозяин принес жалование и вещи покойного. Паладиг молча положил на скамью узел с имуществом (подарки, что Нафо купил во время ремонта «Дома», и бронзовый египетский меч).

Затем, оглянувшись на окна, положил вдове в руку две больших золотых монеты и сделал знак тут же их спрятать. Местные деньги, как помним, Гато приобрел в первом же городке, пока товарищ находился в храме.

Гато объяснил изумленной щедростью гостя женщине, что покойник был не простым матросом, а кормчим, часто спасавшим корабль во время бурь, и напомнил, что деньги и подарки нужно немедленно спрятать, пока о них не проведали сборщики налогов. Уж они-то найдут «законное» основание, чтобы отобрать и золото, и красивую одежду. И едва Лашита успела отлучиться и вернуться, как в комнату вошел приземистый толстяк с выражением важности на лице.

При виде богато одетого Паладига он немного смешался, представился как староста деревни и попросил объяснить цель визита; мол, ему надо знать обо всех чужеземцах, появляющихся здесь, для доклада начальству. Гато тут же повторил свой рассказ, а Паладиг выложил на стол два десятка мелких серебряных монет — «жалование» покойного за два месяца службы. Оба гостя успели отметить жадный блеск глаз старосты — уж он наложит лапу минимум на половину денег. Тут, словно спохватившись, Гато добавил, что они привезли сохраненное тело покойного для предания земле на родине, согласно последней воле. Староста, сразу почувствовав себя должностным лицом, запротестовал:

— Я этого не дозволяю! Нельзя хоронить покойника, не прошедшего очищения в храме после долгого отсутствия, это принесет бедствия всей местности.

Очевидно, он рассчитывал на весомую взятку, однако Паладиг с надменным видом помахал у него перед носом свинцовой табличкой из храма. Староста был страшно разгневан, потребовал показать запись местному жрецу, на что ассириец спокойно согласился, в душе дивясь невероятной предусмотрительности покойника.

Гато предложил тут же отправиться за телом, но у вдовы не было ни лошади, ни телеги. Однако Паладиг тут же посоветовал Лашите через переводчика:

— Не скупись, все расходы по погребению беру на себя.

Это вызвало новый приступ зависти у старосты, но надменность пришельца сбивала с толку. Тем временем хозяйский сын, Мени, побежал к соседу нанять лошадь с телегой. Весть о смерти Нафо мигом облетела селение, и люди толпами сбегались к его дому. Однако пришельцы отказались вступать в разговоры, пока не закончат дела. На повозку сели вдова, уже сменившая шапочку на темный платок, староста, жаждавший поживы, и Паладиг, вынужденный поддерживать свой имидж. Гато и односельчане поспешно двинулись следом, Мени же побежал за жрецом.

Уже приближался вечер, когда упряжка достигла места причала плота. Товарищи успели очистить лицо покойного от соли, и этот исхудалый лик был устремлен в родное небо. Только вдова сумела угадать в нем то, когда-то полнокровное, круглое лицо. Огромная сила потребовалась ей, чтобы не разрыдаться прямо сейчас, при всех. Староста взглянул в лицо покойника и со значением спросил Лашиту, узнает ли она мужа. Получив вместо ответа кивок, он еще сильнее нахмурился. Тут подоспел и жрец, молодой и худой, с тощей бородкой. По-видимому, он еще не был испорченным, поэтому сразу подтвердил подлинность записи об очищении души и сделал вид, что не заметил расхождения дат. После этого староста совсем помрачнел и больше не произносил ни слова.

Тело переложили на телегу и повезли в сторону деревенского храма, впрочем, только по названию. Это было обычное приземистое здание, лишь тремя грубо изготовленными деревянными фигурами богов над входом выдававшее свое назначение. Так как уже стемнело, жрец выполнил службу прямо у входа, даже не снимая покойника с телеги. Паладиг расплатился со всеми, нанял могильщиков и поспешил вместе с Гато на корабль. Почти никто не заметил их исчезновения.

Рано утром все путники были уже на берегу, на корабле остались лишь Паладиг и выздоравливающие друзья. Роль старшины сейчас исполнял Кумик, тоже неплохо ее игравший. Так как жители были людьми занятыми и не могли надолго отвлекаться от дел, хоронить покойника решили на рассвете. Кроме жены и сына, пришла еще старшая замужняя дочь, лицом и статью очень напоминавшая отца (она жила в соседней деревне). Вторая дочь тоже вышла замуж, но жила далеко. Кумик познакомился с родственниками, узнал, что староста уже приходил вымогать деньги, боялся, что вдова все отдаст за накопившиеся долги. За ночь он придумал еще несколько способов вытянуть деньги из пришельцев, вплоть до обвинения в убийстве халдея и требования выплатить цену крови, но вид полутора десятков мрачных вооруженных чужеземцев сразу заставил его поджать хвост.

Покойного уже обернули материей, пропитанной маслами, и положили на твердую широкую доску — заменитель носилок. Товарищи хотели сами отнести тело на кладбище, но им этого не позволили (иноверцы!), и за доску взялись могильщики. На кладбище не было памятников, только каменные кубы или столбы, причем даже не на каждом были высечены надписи. Могила была уже готова, отпевание и погребение прошли быстро. Путешественники отметили, что во время молитвы все халдеи стояли, закрыв лица ладонями, и молча шевелили губами в определенные моменты. Затем Кумик расплатился со всеми, причем умело торговался — не из скупости, а во избежание подозрений по поводу щедрости к какому-то матросу. Все зрители сразу разошлись на работы, остались только товарищи. У халдеев не принято было устраивать дома поминки, поэтому все моряки, кроме Гато и Кумика, отправились в лавочку, где продавались горячий хлеб, шашлыки и пиво. Что касается финикийца и шумера, то они пошли проводить вдову с сыном, шепнув заранее, что предстоит серьезный разговор.